Видимо, он думает, что я издеваюсь.
— Возвращайся к своей проклятой Каббале! — бросает он.
Ставни с грохотом захлопываются. Я стучу в дверь, ощущая, как меня оставляют добрые чувства по отношению к нему, и кричу:
— Я не уйду, пока мы не поговорим! — Пока я жду, у меня в желудке ворочается гневное раздражение. Я принимаюсь молотить дверь. — Я ее вышибу! Клянусь, я вышибу эту чертову дверь!
Ярость заполняет мою голову, заставляя пылать щеки и виски. Словно кипящие спирты достигли верхней камеры перегонного куба древнего алхимика, и я уже не могу сдерживаться, продолжая долбиться в дверь. В конце концов, рукотворная кладка, служившая мне доброй опорой, не выдерживает. Детишки, одетые в лохмотья, собираются вокруг и смотрят на меня. Нечесаный разносчик дров бросает на меня презрительный взгляд. Наконец он осмеливается проговорить:
— Ты, Marrano , что ты здесь делаешь?!
Присев, он ставит на землю свою корзинку. Его темные глаза, лишенные ресниц, излучают нечто, отдаленно напоминающее человеческий разум. Выпрямившись, он скрещивает на груди тощие руки и откланяется назад в пренебрежительной позе.
Видимо, я окончательно помешался, так как подхожу прямо к нему, прикрываясь серебром своего кинжала.
— Я собираюсь отрезать тебе уши! — сообщаю я, с каждым словом изливая злость. — Вот что я тут делаю!
В один миг я осознаю, что подражаю сейчас Фариду.
Неужели именно так человек обретает непоколебимую храбрость — надевая маску отваги и срастаясь с ней?
Не так ли мы учимся — впитывая в себя однажды увиденное?
Разносчик дров продолжает вызывающе смотреть на меня, но не произносит ни слова. Страх и ненависть придают ему отвратительный запах, заставляют краснеть его лицо.
Я снова подхожу к дому рабби Лосы. Малыш с оливковой кожей и прядями черных волос, ниспадающих на лоб, следит за мной и машет рукой. Внезапно я осознаю, что это ребенок одного из наших соседей, Диди Молшо. Будь благословен Тот, Кто спасает маленьких детей. Я машу ему в ответ.
Вдруг его рот открывается, и он показывает на что-то у меня за спиной. Я оборачиваюсь и отпрыгиваю от летящего в меня полена. Сразу следом за ним летит еще одно. Оно вскользь попадает мне по уху. Я падаю. Ощупав рану, я обнаруживаю на пальцах кровь. Мой противник отклоняется и ухмыляется довольно и презрительно. Его рот — замшелые бурые развалины. Он плюется и разражается кашлем. Я поднимаюсь, делая вид, что у меня кружится голова. Он смеется, и я с разбега врезаюсь в него. Он слабее, чем я думал, — кости, усы да желтая кожа. Приложившись спиной, он задыхается, потом орет:
— Маранский пес!
Я угрожающе встаю над ним и прикладываю палец к губам.
— Твои уши все еще при тебе. Если хочешь, чтобы они и дальше у тебя оставались, ты должен соблюдать Божественную тишину.
Он встает, отряхивает штаны, оглядывается на толпу.
— Это всего лишь еврей, — говорит он, чтобы не потерять лицо. — Не стоит беспокойства.
Повернувшись, чтобы уйти, я ловлю взгляд Диди. Он понял, как дать мне знать о приближении торговца дровами. Он кивает в знак того, что все в порядке, когда я подхожу к нему.
— Ушел? — спрашиваю я.
— Уже в конце улицы. Но слушай, Б е ри, пока ты дрался, рабби Лоса ушел. Он выбежал из дома.
Когда я подхожу к дому, моя мать подметает вымощенный серым камнем двор. Она не спрашивает, где я был.
— Всюду грязь! — говорит она в ответ на мой вопросительный взгляд.
Реза готовит на очаге треску и яйца.
— Ты случайно не заглядывала к Фариду? — спрашиваю я.
— Он все еще в кровати твоей матери. Ах, да, и посмотри на столе, — добавляет она. — Тебе там что-то оставил господин Соломон.
Соломон, мохель , которого я нашел в микве , принес мне толстенный перевод на латынь комментариев к « De Anima » Аристотеля, видимо, в благодарность за освобождение из купальни.
— Давно он заходил? — спрашиваю я.
— С час назад.
— Он не говорил, почему он это оставил?
Реза демонстрирует мне таинственную улыбку.
— Он сказал: «Подарок для моего маленького Шээлат-Халома ».
Я отволакиваю книгу к себе в комнату и бросаю ее на постель. Через внутреннее окошко я вижу, как Синфа отскребает пол в лавке. Она смотрит на меня затуманенными глазами, пока я перебираюсь через подоконник.
— Ночью я давала Фариду воду, как ты и сказал, — сухо говорит она. — А еще он съел два яйца, которые я сварила.
— Спасибо, ты умница. У тебя все хорошо?
— Да, все нормально. Ты не побудешь немножко дома? Поешь чего-нибудь.
Читать дальше