Жильбер Синуэ - Мальчик из Брюгге

Он прервался, потому что в мастерскую ворвалась Кателина.

— Прошу прощения, но там вас спрашивал сьер Петрус Кристус.

— Петрус? Сейчас приду.

Ван Эйк повернулся к юноше.

— Выходим.

Ян тщательно запер дверь «собора» и спросил:

— Пока вас не будет, мне прибрать мастерскую?

— Нет. Лучше работай над своим рисунком. — Он по казал на портрет мальчика. — Воспроизведи его. Надеюсь, ты будешь достойным копировщиком!

Ян взял холст и поднял его перед собой, словно зеркало.

Кто скрывался за этим портретом? Тринадцатилетний мальчуган с матовой кожей круглого лица, обрамленного черными как вороново крыло волосами, с большими миндалевидными глазами, тоже темными. Эти черты отличали его от двух ребятишек Ван Эйка, розовеньких, как цветы боярышника. Откуда он взялся? Ван Эйк нашел его пищащим в корзине на пороге у своей двери. Было тогда младенцу несколько часов от роду. Художник тотчас постарался найти кого-нибудь, кто опознал бы новорожденного. Мать, отца… Все напрасно. Может быть, он свалился с дозорной башни?.. За неимением лучшего мэтр, который еще не был женат, оставил ребенка у себя, дал ему свое имя, вероятно, из-за недостатка воображения, а толстушка Кателина, родом с севера, взялась воспитывать его.

Очень скоро, когда мальчик чуть подрос и начал понимать язык взрослых, ему объяснили тайну его рождения. Он запомнил только слово «подкидыш», и оно отдавалось в его голове рокотом барабанов во время процессии в честь Святой Крови. Утешая его, Ван Эйк часто рассказывал ему историю Моисея, которого в корзине пустили в плавание по реке Нил, а в дальнейшем он познал великую судьбу. Но Яну совсем не улыбалась великая судьба, да и Цвин, расширенное устье реки, продолжавшей жизнь Брюгге в море, вовсе не походил на Нил.

С тех пор он обращался к Ван Эйку не иначе, как «мэтр»; между ними установилась недосказанность. Позднее, когда Яну шел пятый год, Ван Эйк женился на Маргарет Ван Гитофанге. Яна представили молодой женщине (она была моложе художника лет на двадцать), и он сразу понял, что счастливого будущего у него не будет. И оказался прав. Маргарет невзлюбила его. Рождение первого ребенка, Филиппа, осложнило их разногласия и вынудило Яна поменять комнату, в которой он до этого жил, на мансарду. И сегодня все восставало в нем против этой женщины, непредсказуемой и неуравновешенной, словно Северное море.

Если в первое время Ян и испытывал страдания, то очень быстро его эмоции укрылись за неприступной стеной. На него не действовали ни обиды, ни несправедливости, ни грубые окрики. Он сносил их спокойно, тем более что Ван Эйк поддерживал его на свой манер, относясь к нему с особой нежностью. Иногда даже — что уже многое значило — мэтр давал понять, что предпочитает его своим родным сыновьям. Именно Ян, а не Филипп, работал рядом с мэтром и постигал секреты его искусства. Ван Эйк сам научил его читать и писать, заставил освоить латынь, язык ученых людей, а не отправил в школу Сен-Совер или Сен-Донатьен. Сотню раз он мог бы избавиться от Яна, отдав его на попечение города, и его возили бы в коляске, чтобы вызвать сочувствие какой-либо сострадательной души. Но никогда, Ян был уверен в этом, подобная мысль не мелькнула в голове мэтра.

Яну нравилось, как тот двигается, нравилось мимолетное движение руки, касающейся его волос. Упрекнуть его он мог лишь в слишком явной сдержанности. Часто у Яна возникало неосознанное желание прижаться к Ван Эйку, почувствовать его объятие и замереть, впитывая тепло его тела. Но что-то, чего он не мог определить, мешало ему. Однажды за ужином художник на примере южан и северян объяснял, что существовало большое различие в проявлении их чувств. Первые, говорил он, подобны бурным речкам, быстро выходящим из берегов и так же быстро высыхающим, тогда как вторые тоже похожи на реки, но текущие основательно и оплодотворяющие все вокруг. Ван Эйк был, без сомнения, такой рекой.

Как и любой подмастерье, Ян выполнял самую разнообразную работу: подмести мастерскую, вымыть пол, следить за варкой лака и клея, а самое главное — изготовлять кисти, что являлось настоящей каторгой. Для начала надо было с особой тщательностью рассортировать волоски щетины, убедиться, что они выросли на домашней белой свинье, предпочитаемой Ван Эйком, а не на черной. Затем надо было их уровнять и соединить связкой, намазанной клеем.

Взвесив все, Ян отдал предпочтение беличьим хвостам. Правда, и эта работа не приносила радости. Ведь надо было собрать волоски в пучки разной толщины, чтобы вставить их в предварительно защищенные ручки из гусиных или голубиных перьев.