— Сеньор Баруэль, вы не должны мне ничего объяснять.
— Терпение. Через несколько недель к вам приедут двое мужчин. — И уточнил, как само собой разумеющееся: — Увидите, что это гении. Живые источники культуры и знания.
— Но зачем им понадобится меня видеть?
Баруэль постучал по мешку:
— Из-за этого. Из-за рукописи. Должен вас сразу предупредить: они попытаются у вас ее отобрать. Ни за что не поддавайтесь. Я разрешаю вам лишь поделиться ее содержимым с ними, шаг за шагом, Чертог за Чертогом.
— Чертогом? — переспросил окончательно растерявшийся Рафаэль.
В ответ Абен лишь погладил мешок, пробормотав:
— Вот увидите, дитя мое. Все здесь. Имейте терпение. Прочтете и узнаете.
Рафаэль невольно возмутился:
— Мне не хотелось бы казаться недостойным тех чувств, о которых вы говорили, но вы ставите меня в довольно-таки непонятное положение. Вы ничего мне не говорите ни о том событии, которое кажется столь важным, ни о содержании этой рукописи, ни о мотивах, которыми руководствуются те двое мужчин. Признайте, что вы никак не облегчаете мне задачу!
— Разве я не повторил уже дважды: терпение?
— Да, но…
Баруэль не дал ему продолжить.
— Варгас. Помните? В ту ночь мы с вами говорили о происхождении вашей фамилии. Не забыли?
Нет, Рафаэль ничего не забыл.
— В таком случае я не жду от вас слепого подчинения во имя нашей внезапной дружбы, а хочу, чтобы вы действовали во имя ваших великих предков, гордых рыцарей, ведомых лишь чувством долга, стремлением к идеалу и желанием совершить невозможное. Могу пообещать вам, что если вы согласитесь довериться мне, то у вас появится возможность — может быть, единственная за всю вашу жизнь, — прожить полностью в соответствии с этими тремя принципами.
Монах не мог понять, что и почему в этом человеке так его будоражило. Любой здравомыслящий человек должен был бы отказаться от столь несуразной просьбы. Но Рафаэль так и не смог на это решиться. Более того, ему хотелось лишь одного: согласиться. Проникнуть в тайну. Ответить на зов.
— Хорошо. Можете на меня положиться. Я буду соблюдать вашу волю.
Тогда Баруэль протянул руку к висевшему на груди монаха распятию и приподнял его.
— Поклянитесь на этом святом кресте.
Варгас какое-то едва уловимое мгновение колебался, потом произнес:
— Клянусь.
Монах завершил свой рассказ, и повисло молчание.
На лицах ибн Саррага и Эзры появилось одинаковое разочарованное выражение. Ни тот, ни другой не проявляли ни малейшего желания продолжить разговор, опасаясь получить подтверждение сделанным выводам. Не сговариваясь, они совершенно одинаковым, словно отрепетированным заранее жестом достали хранящиеся у каждого рукописи и открыли на странице со вторым Чертогом. Раввин начал читать слегка дрожащим голосом:
— Первый малый Чертог.
Да славится И. Е. В. Е. в царствии его.
Имя есть 6. Вспомни сына вдовы…
Шейх продолжил тоже дрожащим голосом:
— Сказано, что на гробницу его положили…
— Я знал лишь одного ангела… — сменил его раввин.
— Но некогда…
— Избранный Яхве…
Раввин оборвал чтение и стукнул кулаком по столу.
— Нет! — вскричал он. — Нет! Ваш текст и мой не совмещаются! Даже если их соединить, получается ерунда! Дайте вашу страницу.
Сарраг не стал спорить и протянул бумажку.
— Вы ведь видите, что фраза «Вспомни сына вдовы…» по-прежнему неполная! Увязывание ее со следующей — «сказано, что на гробницу его положили…» — напрочь лишено логики! Более того, так будет и со всеми остальными Чертогами, которые нам предстоит расшифровать! Хотите убедиться?
— Незачем.
Они замолчали, окончательно сникнув.
— Сеньор, — вмешался Рафаэль, — не хотите ли мне объяснить? Хоть я и обладаю некоторыми дедуктивными способностями, я ничего не понял из ваших высказываний.
Сарраг отреагировал первым:
— Не могли бы вы принести те листки, что вам доверил Абен?
— Конечно. Но разве в этом есть необходимость? Я их знаю наизусть.
— Все?
Монах кивнул.
— Удивительно… Но все же нам бы хотелось их посмотреть.
— Хорошо. — Монах предостерегающе поднял палец. — Но не ждите, что я вам их отдам. Помните — я поклялся.
— Ну да, на вашем святом кресте! — не удержался от раздраженного восклицания Эзра.
Глаза Варгаса возмущенно сверкнули.
— Как вы смеете таким презрительным тоном отзываться о распятии?
— Потому что не испытываю ни малейшего пиетета перед орудиями пыток.
Читать дальше