Иоанна Хмелевская - Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)

— Расхождение в методах подхода к людям в служебной обстановке.

Гм. Вежливо, но непонятно.

— Я понимаю, — сказала Алиция. — Сейчас объясню, только пойдем отсюда, здесь слишком шумно.

Выйдя, мы опять заняли свой выгодный пост у зеркала в прихожей. Ну и дела, сплошные загадки!

Через прихожую проследовала Моника, хмурая, как дождевая осенняя туча, и скрылась в своей комнате. Мы проводили ее взглядом, потом посмотрели друг на дружку.

Я решительно потребовала от Алиции:

— Говори. Если нам и на этот раз помешают, я сама совершу убийство! События развиваются слишком быстро, слишком много выясняется новых вещей, у меня все перемешалось, и вместо того, чтобы приблизиться к разгадке преступления, я приближаюсь к сумасшествию. Немедленно говори, что именно кажется тебе любопытным!

— Минуту, — ответила Алиция и, воспользовавшись наличием зеркала, вытащила из глаза попавшую в него ресничку. — Вот что любопытно. Никогда в жизни не верила я ни в какие сверхъестественные силы, а тут то и дело испытываю такое чувство, будто они подключились к расследованию. Странное чувство. И подозрения появляются какие-то странные… Вроде они общаются с покойным…

Я кивнула головой, прекрасно понимая подругу. Точно такое же чувство испытывала и я сама. Разумеется, общение следователей с покойным исключалось, но развитие событий могло объясняться только этим. Действительно, спятить можно!

— Постарайся сосредоточиться, — сказала я. — Давай попытаемся разобраться. Дело непростое, в двух словах его не решить, надо подойти по-научному. Итак, действуем в хронологическом порядке. Что вызвало твое любопытство в самом начале?

— Может, мы присядем? — робко предложила Алиция. — Дело действительно не простое, затянется надолго, а я не умею разговаривать стоя.

— Где ты присядешь? Видишь же, везде столпотворение. Завтра отсидишься.

— Ну ладно, слушай. Еще перед смертью пошла я в туалет…

— А сейчас ты говоришь уже после смерти?

— Смерти Тадеуша, не притворяйся, что не понимаешь, и, пожалуйста, не сбивай меня. Пошла, значит, я в туалет, хотела руки вымыть. И услышала, как в комнате Ольгерда разговаривают. Причем такие разговорчики…

— Ольгерд приставал к Монике?

— Да нет, совсем наоборот…

— Что?! Она приставала к нему?

— Балда! Перестань перебивать, не то я никогда не кончу. Не было там ни Ольгерда, ни Моники, а были Збигнев и какая-то баба. И он очень вежливо с ней говорил.

Меня обдало жаром.

— Что именно он ей говорил?

— Погоди, дай вспомнить, как бы не напутать. Ага. «Кисонька, — говорил он, — не волнуйся, дорогая, я все устрою. Все будет хорошо, никто ничего не узнает». А потом еще несколько раз «коханая» с перерывами…

— Любимая с перерывами? Как это?

— Не любимая с перерывами, а говорил «любимая» и делал паузу. Между одной «коханой» и другой. Совершенно однозначные паузы. Да ты что, никак не поймешь? Сама, что ли, никогда в жизни не делала таких пауз?

— Я? А-а, понятно, делала, конечно.

— Ну так вот, сама понимаешь, как я удивилась. Збигнев, воплощенное целомудрие, кто бы мог подумать! И жутко хотелось знать, кто же она. Сначала я подумала — Моника, но, во-первых, к Монике совсем не подходила «кисонька», во-вторых, как я потом узнала, она все это время вместе с Ольгердом была в кабинете Зенона. Как ты думаешь, кто бы это мог быть?

Мне и думать не надо, я и так это знаю. Как знаю и то, что Алиция подозревает меня. Поэтому ответила, покачав головой:

— Не я, хотя ты именно так думаешь. Наши отношения со Збышеком уже давно отошли в область предания, да никогда и не доходили до стадии нежных поцелуев. Тем более в служебном помещении. Очень, очень интересно…

И я надолго задумалась, пытаясь свести концы с концами. Тщетно, концы не сходились, да и здорово мешали шум и дым коромыслом. Алиция терпеливо ждала.

— Давай сделаем так, — решилась я. — Попробую размышлять вслух, а ты подключайся в нужный момент. Может, что из этого получится. Тебя еще не экзаменовали?

— Нет.

— А меня уже, так что есть над чем подумать. Знаешь, такое чувство, что если подумаю, то вот-вот все пойму. Очень неприятное чувство, покою не дает. Значит, так, слушай…

— Да слушаю же!

— Ведь что удивительно: они слишком много знают о всех нас, намного больше, чем знаем мы сами. Лучшее доказательство тому — буря, все страсти, что бушуют вокруг. О, вот опять, слышишь? Естественно, первая мысль — все друг на дружку капают. В таком случае должно начаться с первого, а первым экзаменовали Януша. Тот о личных делах Данки, Каспера, Моники не имел ни малейшего понятия. Только обо мне знал, но клялся всеми святыми, что ни словечка не сказал, и я ему верю. Потом на допрос пошла я, и заявляю со всей ответственностью — они уже знали многое. Откуда?