Нина Васина - 37 девственников на заказ

Я ограничилась приключениями сегодняшнего дня. В подробностях описала инсценировку самоубийства и падение с люстрой на пол — как раз под ноги застывшего истуканом Ланского. Потом — его квартиру, снотворное в вине, шкаф мамочки, удивление домработницы.

Кохан молчал, но сочувствие в глазах утратил.

— Можно уже сделать выводы? — примерно спросила я, чувствуя, как он наливается бешенством.

— А что, у меня есть возможность вам это запретить?

— Никакой!

— Так валяйте!

— Ланский — не Кира Ланский! То есть я хочу сказать, что он совсем не тот человек, с которым я провела почти три года любви. Это не он, поверьте! 339

— Не могу, — пожал плечами Урса. — Я тоже провел некоторые расследования и выяснил, что психиатр Ланский прибыл в Москву в единственном числе, больше таких не наблюдалось. Здесь он поступил в аспирантуру и набрал группу суицидников — как раз по теме своих исследований. Совмещая учебу и практику, так сказать, трудился в поте лица, успевая везде. Вступил, например, в гражданский брак с Евфросинией Куличок, студенткой девятнадцати лет. Три года они сожительствовали в грехе, после чего внезапно расстались. Ланский уехал на родину. Через полтора года он воспользовался предложением одного медицинского института, вернулся в Москву, где до сих пор и работает. Холост. Богат — уже три года занимается частной практикой. И обратите внимание — никаких данных о внезапной смерти!

— Какой институт его пригласил?

— Сербского. Судебная медицина.

— Почему же он там не работает?

— Уволился по собственному желанию через год.

— Наводили справки, насколько хорошо справлялся со своими обязанностями кандидат наук Ланский?

— На что вы намекаете? — насупился Урса.

— Я же вам говорю: это не тот человек!

— А вы знаете, что этот самый “не тот человек” помимо сравнения ваших отпечатков попросил узнать, нет числится ли в нашей картотеке женщины с красной родинкой в виде треугольника под левой грудью!

— Ну и что тут удивительного?! — не сдаюсь я. — Подумаешь, родинка! Он осмотрел меня всю, пока я была без сознания! Даже пятки!

— Евфросиния Павловна, — вкрадчиво обратился Урса, — разрешите вам задать несколько вопросов личного характера.

— Пожалуйста!

— Где и как вы узнали о пациенте доктора Ланского, суициднике по кличке Байрон?

— В клубе “Голубой фламинго”, — не почувствовав подвоха, ответила я.

— Прекрасно… А скажите, дорогая Фло, что вы делали в этом клубе?

— Следила за Ланским, дорогой Уральский Самоцвет.

— Прекрасно… А в какой одежде вы посетили этот самый клуб для мужчин?

— Я была в мужской одежде, но только потому, что следила за Ланским давно и должна была регулярно менять свой облик! Там я встретила своих пациентов. Амадей сказал мне, кто был с Ланским, и рассказал, как найти квартиру Байрона.

— А зачем вам нужна была квартира этого самого Байрона?

— Потому что он суицидник! И Глистин был суи-цидник. Глистин говорил мне, что по договору должен выпрыгнуть из окна на рассвете! По договору, понимаете?

— Евфросиния Павловна, что бы вы посоветовали, расскажи я вам историю женщины, которая следит за своим бывшим любовником, посещая для этого гей-клуб в мужской одежде? Что она, ради проникновения в его квартиру, изображает повешение на люстре?

— Ничего не выйдет! — Я вскочила и прошлась мимо Урсы, размахивая перед его лицом указательным пальцем. — Ничего из ваших предположений не выйдет, потому что этот Ланский, который потерял сегодня документы, он — гомосексуалист! Не мог человек стать за пять лет принципиальным гомиком!

— Я вас умоляю! — закатил глаза Урса. — Ну зачем вы сюда еще и сексуальную ориентацию приплели?

— Как это — зачем? — взвилась я. — Мужчина, которого я помню как прекрасного любовника и ценителя женщин, не может вдруг превратиться в гомосексуалиста!

— Я раньше тоже думал, что дипломированный психиатр не пойдет переодетым в клуб для мужчин, — парирует Урса.

— Так это же для дела! Это для конспирации, понимаете?!

— А я что говорю? — снисходительно кивает Кохан. — Достали вы мужика своими приставаниями и желанием возврата старой любви, он и прикинулся перед вами голубым.

— С вами невозможно разговаривать!

— Остыньте. Пойдемте на кухню — посмотрим, что приготовила ваша мама. О! — принюхивается он с порога. — Голубцы!

— Опять голубцы, — тяжко вздохнула я, вспомнив чудную курицу Клавы.