Перед взорами Капиноса и Тарасюка предстало фантасмагорическое зрелище: согнувшиеся от хохота милицейский полковник и частный детектив на фоне задумчиво висевшего на крюке для люстры голого неудачника Самойлова.
— Гунар Петрович, Жора, вы чего, белены объелись?
— Валера, вот о чем хочу тебя спросить, — справился со смехом Фоминцев. — Что тебе больше по вкусу: пуля из–за угла или майорское звание?
— Разумеется, я за то, чтобы мочить старого лиса Карнача! Это ведь он мне майора зажал. Ну и заодно, конечно, чтобы найти убийцу Миронова. А уж кто кого первым подстрелит — мы еще посмотрим, — ни секунды не колебался Тарасюк.
— А ты, Женька?
— Мне тоже давно майора получать пора. Я тридцать кружек пива за двадцать восемь секунд выпиваю.
— В таком случае и я за продолжение расследования, — торжественно провозгласил Фоминцев. — Нельзя сказать, чтобы Миронов был моим близким другом. Но зато мировым мужиком — факт. Чем не аргумент в пользу риска?
— Вот это уже по–нашенски! — прошептал Прищепкин в совершенном умилении невероятной красотой сцены, которую даже Самойлов не портил, скорее усиливал. — Ладно, займемся конкретикой. Наши действия?
— Тут и думать нечего, — сказал Фоминцев. — Карначу нужно втереть, будто мы приняли уловку за чистую монету. А сами будем дорабатывать «производственную» версию. Завтра же с утра на заводе начнется проверка ОБЭПа, будем надеяться, что она высветит имя человека, которому смерть Миронова была выгодна.
— Так ведь Карнач сразу же попытается отстранить тебя от дела и свернуть проверку.
— Дурачка включу, — ухмыльнулся Фоминцев. — Скажу, команду не успел отменить. По инерции покатила. Сейчас же, мол, отмашку проверке дам. А сам договорюсь с начальником ОБЭПа, у меня с Уваровым отношения дружеские, чтобы у него как бы связь прервалась, найти его нигде не могли, а между тем довели проверку до конца. Конечно, на тотальную проверку и двух недель мало, но чтобы извлечь некоторые сведения из горы документов — восьми часов окажется вполне достаточно.
— Сильный ход! — заключили Прищепкин с Капиносом, а Тарасюк тем временем с грустным, отсутствующим видом ковырялся в планшетке. Наверно, жену сбежавшую вспоминал.
— А что с Бурмистровым? С ним еще не разобрались, роль не выяснили, — задал однако вопрос Женька по существу.
— Да Бурмистрова Карнач просто так к версии прицепил, чтобы туманец в ней хоть какой–то присутствовал, как в любой дееспособной, — подумав, сказал Фоминцев. — Ну, видели наверно Миронова с Бурмистровым вместе, что с того. Пусть спокойно майонезы славит, никто его трогать не будет. Гарантию даю. И мы в свою очередь напрягать, пугать понапрасну Бурмистрова не станем.
* * *
Как и предполагал Фоминцев, ОБЭПовская проверка на водочном заводе уже к обеду накопала столько, что если б Петр Олегович был жив, его пришлось бы сажать. Впрочем, при живом Миронове такой проверки и быть не могло, он бы ее ближе чем за версту к заводским воротам не подпустил.
Разумеется, бухгалтерий у Зайцевой оказалось две: белая и черная. Четкая безупречная туфта для инспекций, и соответствующая истине для собственного, так сказать, пользования. Никак не менее пятидесяти процентов выпускаемой на заводе водки уходило на реализацию неучтенной. С поддельными акцизными марками. Коммивояжеры Миронова распихивали левак по московским и питерским магазинам, охватили Карелию, Вологодчину, срединный, крепко пьющий Урал.
Каждый работник завода, включая последнюю уборщицу, получал по две зарплаты: правую маленькую, потому что как бы честную, левую большую, от реализации неучтенки. И триста пятьдесят человек коллектива годами держали языки за зубами! Ведь все знали, откуда берутся «премиальные», и хоть бы кто стукнул. Просто так, чтоб гадость миллионеру сделать. Или со злости за увольнение. Хотя текучесть кадров на заводе была минимальной — люди за работу зубами держались, но ведь раздолбаи–то, которым лишь бы сегодня напиться, а завтра хоть трава не расти, все равно водились! (Как же мы без них!) Вот что значит для наших людей уважение, благодарность, а заодно и страх перед неминуемым возмездием уголовного авторитета! И работать добросовестно могут, и даже за ляпой следят.
Завод строил для работников жилье, имел собственный детский садик, в профкоме всегда был выбор путевок в санатории, профилактории и дома отдыха — девяносто процентов стоимости которых оплачивал сам профком и только десять работник. На заводе имелись приличная столовая и оздоровительный комплекс, медпункт с опытным терапевтом и набором необходимых лекарств. Все как при ненавистном СэСэСээРе, разве что без бюста Ильича в заводском дворике и партийных собраний.
Читать дальше