Надежда Арусева - Тихий омут – индивидуальные черти

До своего дома Люба шла летящей походкой, мило улыбнулась пожилым соседкам, отдыхавшим на скамейке у подъезда. Все-таки у старых домов есть свои минусы, например, вездесущие бабули. За историю существования дома их накапливается приличное количество. Новостройки совсем другое дело, там обитает лёгкая на подъём молодёжь и никому нет дела друг до друга. А тут пока до квартиры доберешься тебя, как рентгеном, просветят.

Закрыв дверь подъезда, Люба поморщилась от боли: все-таки летом ноги отекают, и носить туфли на десятисантиметровых шпильках очень тяжело. До квартиры осталось совсем чуть-чуть и сейчас ее никто не видит. Она расслабилась и походка потяжелела.

– Что, Любань, тяжко стало скакать, как блохе подкованной?

Люба при звуке голоса быстро подобралась, а когда разобрала ядовитый смысл и узнала говорившего, ноги у нее подкосились еще сильнее и она ухватилась за перила.

– Ну-ну, что за трагизм! От счастья ноги не держат? Поднимайся, я уже заждался тебя.

Люба осталась на месте и тогда он спустился к ней. Она не двигалась. Кричать – глупо, он ей ничего не сделает, пока. Убегать? Куда она убежит в этих босоножках? Лучше не злить его и не привлекать внимания соседей. Незачем им знать какие у нее есть знакомые.

Он вышел из тени и попал в прямоугольник света, льющийся из окна. Он сильно изменился, постарел, лицо стало серым, глаза холодными, водянистыми, морщины глубже, похудел, даже как будто стал меньше ростом. Но она помнила очень хорошо, сколько силы в его жилистом сухом теле, руках, кулаках…

Он подошел близко-близко, наклонился к самому лицу, вдохнул ее запах, коснулся щеки.

– Соскучилась? Что отворачиваешься? Не нравлюсь? Раньше, как кошка о ноги терлась. А ты мне нравишься…

У него неприятно пахло изо рта, нескольких зубов не хватало. Он больно схватил ее за ягодицы и мерзко засмеялся:

– А у тебя аппетит всегда хороший был! Ишь, нажрала гудочек.

Люба очнулась от неожиданности и резко отпихнула его руки.

– Что тебе надо?!

– Тише, тише… Не того, о чём ты все время думаешь. Тоже мне сексбомба. Денег мне нужно. Видишь, я вернулся. А кто мне тут самый родной человечек? Ты, Любаня. Мне на первое время штук десять баксов дашь, чтобы я к тебе каждый день не наведывался… – говоря, он перехватил у нее сумку, вытащил кошелек и переложил наличность себе в карман.

– Поняла? Приду скоро. Не соберешь деньги – пожалеешь. Ты меня знаешь, бойся. Здесь подворотня тёмная…

Он шлепнул ее пониже спины и не спеша пошел вниз. Хлопнула дверь подъезда.

Люба тяжело поднялась к себе в квартиру, захлопнула дверь, навесила цепочку и только потом включила свет в прихожей. Теперь она почувствовала себя в безопасности. С тоской вспомнила умершего мужа Антона. Если бы он был жив, она рассмеялась бы мерзавцу в лицо и ни секунды бы не беспокоилась, Антон всегда все улаживал.

– Но теперь есть Дима, – напомнила она сама себе, хотя спокойствия от этого не прибавилось.

Дома Люба всегда ощущала умиротворение, как в уютных маминых объятиях, когда весь враждебный мир остается далеко-далеко, а ты чувствуешь только безграничную нежность и защиту любящих рук. Для Любочки это была не просто квартира. Это ее цитадель, ее собственный мир, в котором не было ни одной вещи купленной просто так, без души, каждая деталь была продумана и облюбована. Интерьер Любочка придумывала сама, не торопясь и ни в чем себя не ограничивая. Пятикомнатная квартира Антона Голицинского позволила воплотить в жизнь даже фантазии. «Благородные натуральные материалы, мягкие цвета и струящийся свет позволили воссоздать атмосферу классического фамильного жилища», – так сказал дизайнер, помогавший Любочке выразить то, что она хотела.

Босиком хозяйка прошла в спальню, повесила платье на плечики, накинула шёлковый халатик, достойный приёма у английской королевы, а на ноги натянула тёплые носки из овечьей шерсти, пока никто не видит, и отправилась на кухню – очень хотелось встретить Димусика вкусным ужином.

– Как все-таки хорошо, что он не настаивает на переезде в его квартиру. Димуся любит Любочку и не имеет нездоровых мужских предубеждений против площади будущей жены,– расстаться со своим детищем Любочке было бы очень тяжело.

Зазвонил телефон. Это был Дима.

– Солнышко, я должен задержаться на работе. Не рассчитал время, столько дел навалилось. Но это все ты виновата.

– Я? Что же я сделала моему Котику?

– Ты меня отвлекаешь, – притворно строго протянул Дима, – все мои мысли только о тебе, Солнышко. Котик не может сосредоточиться на делах, но Солнышко дождется Котика, да? Или мне придется долго будить, будить мое Солнышко?