Сергей Борисов - Охота на Динозавра

– Вы правы, – сказала после недолгого размышления девушка. – И право на это имеете. Я расскажу. Только начать придется издалека. Потерпите?

– Не привыкать, – отозвался агент, подумав о том, сколько многочасовых исповедей довелось ему выслушать на своем веку. В комнатах для допросов.

– Родителям моим, – начала свой рассказ Лисичкина, – очень хотелось мальчика, сына. А появилась я. Роды были тяжелыми, с осложнениями, так что еще на одного ребенка нечего было рассчитывать.

– Но… – произнес Матвей прежде, чем успел одернуть себя. А когда одернул, было уже поздно: слово – не воробей. Он беззвучно выругался: самовлюбленный болван, никакой деликатности, а ведь минутами ранее посмел упрекнуть спутницу в бестактности, пусть и мысленно.

– Вы о Романе? – улыбнулась девушка. – Он мой двоюродный брат, сын сестры отца. Он с мальчишества у нас пропадал, потому что дома ему несладко приходилось. Отец его умер, когда Ромка еще несмышленышем был, а отчим, тетя через пару лет снова замуж вышла, и по сию пору пасынка терпеть не может.

– Бывает, – кивнул Матвей, который прекрасно знал, что такое безотцовщина. Правда, его отец жив. Да только не знает полковник Николай Семенович Ухов, что в подчинении у него сын, и Бог весть, узнает ли когда-нибудь.

– Ромка всегда шалопаем был, – продолжала Лисичкина, – хотя учился неплохо. И в институт сходу поступил. А потом все пошло через пень колоду. Должно быть, избаловали мы его своей любовью. Это ведь задним умом понимаешь, что пылинки сдувать – не дело, и что не от всех трудностей надо оберегать, и что жалость зачастую во вред.

– Об этом Горький писал, – заметил Быстров.

– И Толстой!

– Лев?

– Да хоть Алексей! Какая разница? Пока в собственное темечко жареный петух не клюнет, разве мы кого слушаем? В общем, случилось что-то с Ромкой. Сначала и незаметно было, а потом хоть глаза закрывай. Бросил институт, – говорит, не мое это, пойду поработаю, – устроился каменщиком на стройку. Потом у него денег вдруг стало несчитано, шальных денег, тех, что руки жгут. А он парень щедрый – кто ни попроси, не откажет. Всем рад, всех угощает, со всеми готов до утра разговоры разговаривать. Дальше больше: купил машину, квартиру снял, чтобы с отчимом под одной крышей не жить. Закружились вокруг него всякие подозрительные личности, нахлебники, девки какие-то наштукатуренные.

– Это со стройки?

– Я о тех, что косметикой пользоваться не умеют!

– Не «что», а «кто», – машинально поправил Быстров.

– Как хочу, так и говорю. Вы слушать будете или перебивать?

– Больше не повторится. – Матвей даже голову наклонил, демонстрируя раскаяние. Глаз от запруженной машинами дороги, однако, не оторвал. Им только аварии не хватало!

– Ладно, – смилостивилась Лисичкина, не намеренная сечь повинную голову. – Поехали дальше.

– Так едем же!

– Хватит дурочку валять! – возмутилась девушка.

– Я никого не валял.

– Довольно! Если вы таким образом пытаетесь поднять мне настроение, считайте, что вам это удалось.

Матвей притормозил у светофора, повернулся к девушке и прижал руки к груди:

– Марина, поверьте, я и не думаю скоморошничать. Мне интересно все, что вы рассказываете о своем ….

– Марина, поверьте, я и не думаю скоморошничать. Мне интересно все, что вы рассказываете о своем кузене.

– Опять? Почему не сказать просто – двоюродный брат?

– Хорошо, – кивнул Матвей, поражаясь своей покладистости, – я буду называть вашего кузена двоюродным братом.

Лисичкина подозрительно взглянула на Быстрова: уж не издеваются ли над ней? Однако лицо спецагента было преисполнено таким ангельским смирением, что она устыдилась своих подозрений. Просто этот парень прям, как оглобля. Что, в общем-то, не всегда плохо. Во всяком случае, гарантирует от насмешек, которые не всегда легко распознать.

Успокоившись, девушка устроилась поудобнее на широком сиденье «чероки» и продолжила рассказ о злоключениях брата.

– Как вы понимаете, каменщики не получают столько, чтобы хватало на прокорм оравы прихлебателей. На машину и квартиру им тоже вкалывать – проще вручную пирамиду сложить.

– Хеопса, – усмехнулся Матвей. – Крупнейшую.

– Нет, Джосера, – не осталась в долгу спутница. – Ступенчатую. Древнейшую. Двадцать седьмой век до нашей эры. Зодчий Имхотеп.

– Сдаюсь, – сказал Быстров.

– То-то же. Однако мы отвлеклись… Короче, другую работу Роман подыскал. Не пыльную.