Дарья Донцова - Другая жизнь оборотня

– Рыжий такой, лопоухий? – вспомнила я. – Собак еще испугался. Черри залаяла, а Вадим чуть на стул не запрыгнул. Он у нас не месяц, а почти полгода кантовался, полюбил пуделиху больше всех наших животных, спал с ней вместе. Так значит, Вадик местный полицейский начальник?

– Надеюсь, ему удастся в Москву на хорошую должность перевестись, – заявил толстяк. – Я ему сейчас позвоню, а ты рули к Легасову.

– Пешком топаю, – вздохнула я, – машина во дворе Шкодиных стоит. К Розе Михайловне я со Степаном на его джипе отправилась, мне показалось глупым на двух автомобилях цугом катить. А сейчас понимаю: удачно получилось, что моя малолитражка под окнами стоит, ложь Феликса про мигрень подтверждает. В противном случае Луиза могла спросить у Маневина: «Если Дарья с головной болью под одеялом мается, то кто на ее машине укатил?» Сбрось мне номер Вадика.

– Сейчас получишь, – пообещал Дегтярев.

Через несколько секунд я услышала писк и обрадовалась. Надо же, полковник сразу прислал эсэмэску. Обычно-то ему надо сто раз напомнить, прежде чем получишь сообщение.

Я соединилась с Вадимом, начала с ним беседовать и удивилась:

– Постой, ты начальник полиции?

– Да, – подтвердил бывший стажер.

– А тогда кто такой Никита Робертович Серапионов?

Легасов издал стон.

– О боже… А ты откуда его знаешь?

– Он приезжал в дом Шкодиных, когда умер Олег Феоктистов, – объяснила я. – Все Никиту называли главным местным начальником, и он сам мне так представился.

– Ужасный тип, – заявил Вадим. – Его наконец сняли, он мне дела передает, я принял отделение четыре дня назад. Серапионова переводят на другую работу, это официально объявлено. А неофициально он снят за лень, пофигизм и безобразное отношение к простым гражданам. Все приказы подписаны. Но глубоконеуважаемый Никита Робертович пока еще каждый день с утра в отделении. Называться начальником Серапионов более права не имеет и прекрасно об этом знает. Но когда у Шкодиных умер гость, я ездил в Москву, и дежурный, приняв вызов, доложил о нем Серапионову. Почему? Потому что он человек Никиты Робертовича и в курсе, что у того прямо-таки огромная неприязнь к Виктору Марковичу и всей его семье. Мне тут добрые люди шепнули, что Серапионов, сев на царство, обложил данью всех местных бизнесменов разного калибра. Фермеры приносили ему продукты. Его жена и дети одевались в местном ателье, кондаковское агентство по найму персонала бесплатную горничную ему предоставило, в салон красоты, в фитнес клан Серапионовых ходил, не платя ни копейки. Ну и так далее. А вот со Шкодиным ему обломалось. Виктор Маркович наглого хама послал куда подальше, отказался его жене медуслуги задарма оказывать. Серапионов затаил злобу, начал мстить. Услышав от верного дежурного о происшествии, Никита Робертович обрадовался: я в Москве, значит, он может пойти к Шкодиным и испортить им кучу нервов. Но ты позвонила Дегтяреву, а тот, зная, что начальником в Кондакове на днях стал я, устроил Серапионову порку. Мужику велели более в отделении не показываться. Тут очень плохая обстановка. Никита поощрял наушничество, подхалимство, взятки, сотрудников подобрал себе под стать. И вот теперь стою я на краю гнилого болота и думаю: ну и как же его столовой ложкой вычерпывать? Ты не представляешь, сколько у меня проблем.

– А сейчас еще парочку от меня получишь, – ехидно заявила я.

– Да уж догадался, – вздохнул Легасов. – Дегтярев предупредил: «На тебя сейчас налетит торнадо по имени «Дарья». Избавиться от смерча не получится. Лучше не сопротивляться. Сделаешь все, что она просит, целее будешь и времени вагон сбережешь. Если откажешься, Дарья примется тебе мозг выклевывать, печень ложкой через нос выскребать и добьется своего». Я привык Александра Михайловича слушаться, да и тебя неплохо знаю. Слушай, как там Черри?

– Лучше всех, – заверила я. – Вроде ничего не слышит, не видит, хромает, зовешь ее в дождь гулять, не откликается. Но стоит мне тихонечко открыть чулан, где собачьи консервы стоят, пуделиха быстрее всех на кухню приносится – в этот момент ее уши и глаза в полном порядке.

– Надо мне в Ложкино приехать, соскучился я по собакам, – сказал Вадим.

– Милости просим, – ответила я. – Мопс Хуч придет в восторг, и все остальные, включая людей, тоже. Но сейчас наоборот, в гости к тебе я завалюсь. Уже вижу сильно ободранную и грязную табличку на двери «Полиция». Открываю ее… Вхожу…

– М-да, – простонал Вадим, – твои слова «ободранное и грязное» просто символ того, что я получил от прежнего шефа.