Натали Жуковец - Парадокс исключений, или Горячая маска Vendettы

Я улыбнулась, посмотрела на покрасневшего Бориса. Он жестом позвал меня к Насте. Она была одета в кружевное платьице серого цвета. Она встала, подошла ко мне и сказала:

– Тётя Глаша, пойдёмте поиграем. Мы не пойдём к Оле, она спит. Мама сказала, что мы её разбудим, так что пошли в комнату играть! – воскликнула она.

Мама? Почему Настя так называет Оксану? Насколько я помню, родители девочки погибли…

– Родители Настюши погибли, когда девочка была очень маленькой, после тех событий с ней и случилась такое… Когда мы взяли её к себе жить, она стала называть меня мамой. Я не хотела травмировать психику ребёнка… Вот с тех пор девочка называет меня только так, а для меня она как родная дочь, – тихо и грустно сказала мне Оксана, отведя немного в сторону.

Мы ушли, оставив семью наедине. С детства я ненавижу похороны. Во-первых, это очень грустно и печально. Во-вторых, это очень утомительно и изнуряюще. Ну и наконец, на похоронах я совсем не умею говорить речи. Ну хоть убейте, но нет! Выйдя к микрофону, я начинаю нести всякий бред, путаться и краснеть. Поэтому я обрадовалась, когда узнала, что мы не пойдём в церковь и на кладбище. Мне гораздо приятнее быть в компании Насти и играть с ней в кукол и домики.

Мы пришли в Настину комнату. Там, как и ранее, царил безупречный порядок. Сначала мы поиграли с куклами в розовых одеждах. Потом Настя напоила меня «вкусным чаем» из её пластмассового чайника, затем мы посмотрели мультфильмы по телевизору. Было видно, что девочке не хватает внимания, поэтому она с удовольствием сейчас со мной разговаривала обо всём. О цветах, о жизни, о кошках, о радуге… Мы говорили и говорили, пока домработница Елена не позвала нас в гостиную. Видимо, семейство уже вернулось с похорон. Мы не спеша спустились вниз. Там переодевалась вся семья.

Оксана утирала слезы, Андрей (кстати, одетый сегодня прилично) шёл, опустив глаза в пол. Борис сжимал в руке фото Олечки в рамке и с чёрной полоской. На лице его читалось полное безразличие ко всему происходящему. Зинаида плакала, сжимая в руке рваный платочек. Она надела какой-то древний костюм, в котором была похожа на лесную фею. Вся прислуга тоже скорбела. Повар утирал слёзы, домработницы обнимали друг друга, садовник потухшим взглядом смотрел на хозяина. Я всё понимала, сочувствовала, но не грустила: мне казалось, Ольге сейчас гораздо лучше, чем ей было в этом мире. У неё теперь всё хорошо.

Через час начались поминки. Все уселись, кроме родственников я заметила ещё двух неизвестных мне людей. Все говорили добрые слова об Ольге, пили, грустили.

Люди уплетали кутью, куриный суп, мясные и капустные пироги, пили кисель. Я особо не ела, что-то не было аппетита. Я рассматривала сидящих. Первый мужчина был высок ростом, широк плечами и нескладен. Большие плечи, короткие руки, гигантский нос, узенькие глазки и горб сзади. Я пожалела незнакомца, он-то ведь не виноват в своей анатомии! На вид ему было лет сорок пять-пятьдесят, хотя я могу ошибаться… Гость ел мясные пироги, жадно, будто ранее вообще еды не видывал. Крошки сыпались из его рта бесконечно, они падали на его «новенький» костюм. Я откровенно пялилась на мужика, а он даже ничего и не заметил!.. Рядом с ним сидела Оксана, грустная и потерянная. Она ничего не ела, пила скудный кисель, изредка поглядывая на собравшихся за столом. Близ неё сидел брат. Он тихонько хлюпал носом и кушал пирог, делая вид, будто всё замечательно и хорошо. Но было видно, что в душе у него творился хаос. В конце стола восседал старший Федоркин. Он пил водку стаканами, ничего не замечая вокруг, будто был один в столовой. Хотя понятно, ведь умерла его жена!..

Рядом с Борисом сидел другой мужчина, примерно одинакового с ним возраста. Он был скромно одет, можно даже сказать бедно. Вещи были изношенные, но выглаженные и чистенькие. Интересно, кто он? Лицом он был свеж, вроде бы недавно побрился. Тёмные волосы были аккуратно уложены на голове. Внезапно на его пиджачке я увидела что-то блестящее. Я пригляделась! Ба! Это же брошка! Да ещё какая! Брошка в виде изогнутой золотой змеи. Красота! Она, несмотря на пасмурный день, блестела очень ярко! Наверняка это серпентолог Эдуард, бывший муж Ольги. Вроде как его тематика! Эдуард ел овощи, жадно запивая их киселём. По-моему, так не слишком удачное сочетание! Бывший муж Оли был молчалив, но на его лице читалась скорбь и грусть в одном флаконе.

Все гости чувствовали себя как-то неуютно, всё время молчали. Было как-то неловко, еды было много, но практически никто не ел.