Петра Рески - Палаццо Дарио

В мираже прозрачного дворца наконец появился Радомир в его излюбленном месте в доме – в так называемой «роскошной» ванной. Во дворце не было другого места, где Радомир проводил бы так много времени, как в этой монументальной ванной, в которую никто, кроме Микеля, не имел права входить. Роскошная ванная должна была имитировать Альгамбру, однако при этом выглядела как люкс в отеле «Holiday Inn», – думалось Ванде. Золотые краны и розовые арки. Воплощенная в мрамор мечта французской герцогини де ла Бом Плувиньель, которая жила в этом дворце на грани веков. Ванда представляла себе, как Радомир сидел в ванне спиной к двери, обязательно, как ей казалось, с маленькими желтыми пластиковыми гантелями в руках. Она видела, как он по-птичьи поднимал и опускал руки. Она знала, что он придавал огромное значение физической закалке и оздоровлению.

Микель ожидал Ванду на причале. На его крупной и высокой фигуре красная лакейская униформа и особенно короткие штаны выглядели опереточно. Он зябко поеживался. В стенах дворцового причала было холодно, сыро и темно, как в турецкой бане без пара. Радомир часто говорит, что целые поколения венецианских студентов-архитекторов посвящали свои дипломные работы этим мраморным аркам, сводам и колоннам пристаней и причалов позднего средневековья и Ренессанса. Мраморные своды подмывали приливы, и они были сплошь покрыты оспинками и щербинками из-за бесконечных затоплений. На причале Сопрапорта две мраморные фигурки мальчиков, у которых вода отгрызла крайнюю плоть, держали на руках бирюзово-белый полосатый герб рода Дарио. Все, что когда-то было в них прекрасно, открошилось и исчезло: члены, локоны, носы – теперь соль вгрызалась уже в их лица. У одного из них в нижней части лица зияла такая каверна, словно он болел проказой.

Вслед за Микелем Ванда поднялась по лестнице на второй этаж. Коридор украшали позолоченные розетки из гипса – образцы жуткого рококо – пояснил Ванде Радомир в ее первый приезд. Но что поделаешь? В течение пяти столетий палаццо переварил всех своих обитателей, хладнокровно и молча. Кто-то из них верил, что сможет выразить себя, сооружая мраморный фонтан, другой пытался воплотить свои творческие порывы в оборудовании дворца кухонным лифтом для доставления кушаний на верхние этажи. Но то, что все его жители ценили как индивидуальность дома – бело-золотистые изразцовые печи эпохи рококо и потолки, украшенные гипсовыми розетками, было ничем иным, как ничего не стоящей мишурной отделкой, которая, однако, не смогла испортить и истинную оригинальность и индивидуальность Палаццо Дарио.

Из трех этажей палаццо Радомир занимал в основном только третий. На втором этаже, то есть первом из piano nobile, можно было жить только летом. Sovraintendenza, Управление по охране памятников, запретило обогревать этот салон с целью сохранить в нем уникальные образцы лепнины. Поэтому мебель второго этажа дремала в зимние месяцы под белыми простынями. Радомир открывал этот piano nobile только в исключительных случаях, например, когда принимал фотографов из издательств, выпускающих альбомы Венеции, естественно, за определенную денежную компенсацию. Ему было все равно, в каком именно альбоме появятся фотографии его дворца: «Жизнь в Венеции», «Венецианские палаццо», «Палаццо всемирно известного Большого канала» – Радомир и его Палаццо Дарио должны были фигурировать в любом из них: Палаццо Дарио – вид с воды; Палаццо Дарио – вид со стороны сада; деталь мраморного фонтана у входа; фонтан второго этажа; роскошная ванная третьего этажа. В некоторых альбомах на фотографиях появлялся даже Микель в красной ливрее, стоящий в дверях в позе швейцара.

Ванда поднялась на второй этаж. Оконные стекла, отлитые с добавлением щедрой порции свинца, окрашивали салон в ярко-розовый цвет. Радомира здесь не было. Розовый салон был забит мебелью, из которой можно было до сих пор пользоваться только кушеткой в стиле ампир. Все остальное: стулья с изящными ножками, сундуки, шкафы, комоды, великолепные инкрустированные столики и секретеры из корневой древесины – казалось, всем своим видом демонстрировало возмущение от самой мысли использовать их по предназначению. Среди множества отдельных предметов парными были только две китайские вазы и две статуи – монголоидного вида Геркулесы, которые раздирали пасти львам. Несколько венецианских мавров в красно-золотых ливреях держали канделябры. Несколько обветшалых оруженосцев эпохи Возрождения ухватились за свои мечи. И портреты. Они стояли вдоль стен и ждали, когда же им найдут нужное место на стенах. Когда Ванда приезжала сюда в первый раз, Радомир жаловался, что никак не может решить, куда их повесить: дожа с носом пропойцы рядом с темноволосой неизвестной, голова которой была несоразмерно мала по отношению к ее декольте? Или эту брюнетку лучше было бы пристроить к господину в напудренном парике, сложившему губы словно для поцелуя и державшему письмецо, на котором стояла печать «Послу Венеции в Вене»?