Дмитрий Наумов - Спецприключения Миши Шерехова

Двадцать седьмой круг подходил к концу, когда Шерехов уже точно решил для себя, с каким выражением лица он будет выходить на проверочный маршрут. Сегодня он будет играть скучающего, ничем не обремененного дипломата, вышедшего ознакомиться с новинками детской литературы местных издательств. Технику Шерехов решил с собой не брать – здесь в Обдурмане это было бесполезно – "наружка" общалась между собой при помощи систем зеркал и солнечных зайчиков. Более того, Шерехов решил полностью исключить из своего оперативного гардероба любые предметы, которые могли хотя бы случайно давать солнечные блики. Это было необходимо в целях конспирации, чтобы противник не смог даже заподозрить майора Шерехова в использовании местных образцов оперативной техники.

Перекинув спортивную сумку через плечо, увязая в песке и правой рукой отгоняя надоевшую муху, Шерехов возвращался со стадиона. С далекого минарета раздавались призывы муэдзина к утреннему намазу. Солнце едва окрасило в розовый цвет бездонное небо и утренняя звезда над горизонтом, как далекая надежда манила к себе Шерехова. Что-то радостное скукожилось в душе разведчика, и он громко и озорно крикнул в сторону минарета, что внесло некоторое замешательство в плавный призыв муэдзина, который оборвал молитву на полуслове и, оправившись от шока, стал посылать проклятия в сторону Шерехова.

"Вот разорался старый…, – подумал майор, чье игривое настроение было подпорчено.

Пройдя мимо глиняного забора мечети и обойдя стороной караван-сарай, майор Шерехов подошел к калитке посольства. Опустив руку в расщелину между вторым и третьим камнем высокого посольского забора, Шерехов нажал ручку только ему известного потайного замка. Калитка открылась, и Шерехов прошел во внутренний двор, обсаженный по периметру березами. Как березы прижились в местном климате, для майора было загадкой, пока кто- то из "чистых" не объяснил секрет этого природного феномена. А секрет был прост – чтобы как то материализовать принцип экстерриториальности посольства спецрейсом из-под Рязани самолетом доставили землю, которой покрыли всю территорию посольского двора, убив тем самым двух зайцев – перестали платить эмиру за аренду земли и, посадив березы, создали тем самым душевный микроклимат сотрудникам представительства.

Поднявшись к себе в кабинет, Шерехов разделся, открыл окно, откинув предварительно шторы, и, теребя запонку, стал смотреть на березы.

Город просыпался.

"Надо поспать, день будет трудным," – подумал Миша, но от окна не отошел, а стал перебирать в уме все детали намеченной операции. Экспромт майор не любил и разрабатывал все свои операции с учетом всевозможных "если" и поэтому львиная доля времени уходила у Шерехова на свободный поиск трудностей, могущих возникнуть в ходе проведения операции. В такие минуты казалось, что Шерехов тоскует, вспоминая официальный прием накануне вечером, где чрезмерное увлечение дегустацией вин всегда давало результаты, письменное описание которых могло бы сильно подпортить служебную характеристику сотрудника любого ведомства, но только не сотрудника обдурмандийской резидентуры. Тем более не могло это повредить майору Шерехову, так как все в резидентуре знали, что этот неподвижный, тяжелый и внешне малоинтеллектуальный взгляд скрывал напряженную работу мысли майора Шерехова, который, кстати, на официальных дипломатических приемах всегда придерживался "золотого" правила – не смешивать.

Яркое красное солнце вставало из-за горизонта. Огромное, в полнеба, оно щедро одарило красками купола и башни мечетей, плоские крыши жилых домов и стеклянную глыбу нового здания американской компании по продаже в Обдурмане свинины. Утренний ветерок, еще не утративший своей прохлады, разглаживал широкой ладонью суровые морщины майора Шерехова.

Часы над дверью пробили восемь. Оглянувшись, Миша непроизвольно отметил по всем остальным часам, висевшим здесь же на стене, что сейчас в Москве – девять, в Баку и Ростове – десять, в Свердловске и Алма-Ате – одиннадцать, Ташкенте – двенадцать, на Сахалине и Владивостоке – полночь.

"Пора". – Шерехов решительно зашторил окно.

Солнце набирало силу. Превратившись из огромного предрассветного диска в маленький далекий круг, брызжущий нестерпимой жарой, оно прогрело землю к девяти часам до марева, лужицей горячего воздуха растекшегося по дороге.

Шерехов вышел на "точку" как и полагалось, так держа в руках последний номер журнала "Советский воин", чтобы легче можно было прочитать хотя бы часть названия. Постояв у входа в караван-сарай минуту или чуть больше, Шерехов переложил в другую руку журнал и медленно пошел к шумевшему рядом базару. Здесь незаметно Шерехов стал осматривать