Анна Волошина: Тайная страсть отставного генерала

– Господи, Аллочка! – воскликнула моя крёстная, – что это с тобой такое? На тебе ж просто лица нет! Что случилось?

Алла приходилась Нахабиной родственницей – племянницей покойного мужа. Жила она в Москве, но, частенько гостила в Васильевке, и во время этих наездов всегда наведывалась к вдове своего дяди.

– Со мной… всё в порядке… А вот с Пал Степанычем…– ответила Алла, тяжело дыша. Казалось, ей не хватало воздуха.

Скинув шубу и шарф на диван, она грузно плюхнулась на свободный стул. Шапка окончательно съехала с её головы и упала на пол, но она этого будто и не заметила.

Никита соскочил со стула, поднял шапку и услужливо протянул хозяйке. Алла положила головной убор на колени и открыла рот, но потом опять закрыла, как рыба, выброшенная на берег. Я встала, подошла к буфету и достала оттуда чашку. Плеснула заварки, кипятку из стоящего тут же на столе чайника, и поставила перед гостьей.

– Спасибо, Ксюша, – кивнула головой Алла, наконец, отдышавшись.

– Да случилось-то что? – снова спросила Инна Николаевна, появившаяся в дверях с чайной ложечкой в руке.

– Пал Степаныч… умер… вчера,… поганками отравился, – вымолвила Алла.

Инна Николаевна ахнула, Никита отвернулся от окна, враз потеряв интерес к охоте кота на зазевавшихся птичек, и уставился на гостью. Я застыла, держа на весу хрустальную сахарницу.

Алла подняла чашку чуть дрожащей рукой и поднесла к бескровным губам. Судорожно сделала большой глоток, поставила чашку на стол и принялась старательно размешивать в ней сахар. Мы молча ждали.

Наконец наша гостья пришла в себя и почти спокойным голосом начала рассказывать.

Накануне отмечали день рождения генерала Орлова. Павлу Степановичу стукнуло шестьдесят два, дата некруглая, потому гуляли скромно. Отставник пригласил нескольких друзей, проживавших тут же, в Васильевке. Ну а вся его многочисленная родня собралась по собственной инициативе, без приглашения. Родня – это две бывшие жены с детьми. Как же без них! Забудут поздравить, останутся без денег, которые генерал постоянно подкидывал двум отставным семействам.

Татьяна Михайловна, первая бывшая жена, прибыла с двумя дочками, тридцатилетней Ритой и двадцатипятилетней Лорой. Алла, вторая бывшая, приехала в сопровождении сыновей: Степана, двадцатилетнего студента университета и десятиклассника Эдика.

Третья, нынешняя жена Орлова, Анна Андреевна, была при нём всегда. Ради неё, томной блондинки с пышными формами и хорошеньким личиком, ровесницы его младшей дочери Лоры, генерал и оставил Аллу с сыновьями.

День рождения гуляли с обеда до вечера. В двенадцать гости разошлись. А ночью генералу стало плохо. Анна сильно не обеспокоилась: выпил лишку, с кем не бывает. Врача – соседа Аристархова, бывшего военного хирурга – позвали только под утро. Но оказалось, что поздно. Аристархов накинулся на Анну, мол, почему не позвала раньше. Грибы, которые Орлов запивал самогонкой, генерала убили.

– Может, помер-то он вовсе не от грибов? – усомнилась Инна Николаевна. – Небось, самогонка плохая была? Сколько людей ею травится!

– Нет, думают точно на грибы. Ими ещё несколько человек отравилось. Рита, к примеру, да и Татьяне плохо было. А Рита самогонки на дух не переносит, одно шампанское пила. А Татьяна вообще в рот не берёт ничего, кроме колы. Хорошо, что сама я с детства грибы не терплю, да и мальчишки мои только попробовали по кусочку.

Чёрный кот Инны Николаевны вернулся домой через форточку и теперь сидел на подоконнике. Он подозрительно разглядывал гостью, уставив на неё пристальный немигающий взгляд жёлтых глаз. Внезапно кот повернул голову и уставился в окно. За стеклом, окантованным по краю морозными узорами, мелькнула чья-то голова. Затем входная дверь скрипнула, послышались шаги в сенях, а потом стук.

– Войдите, – крикнула крёстная.

Дверь открылась, и на пороге появился высокий худой парень в расстегнутой кожаной куртке.

– Эдик! – воскликнула Алла, поднимаясь со стула. – Что случилось, сынок?

– Ничего, – ответил юноша, – тока ты тёть Тане нужна. Они там что-то обсуждают, ну, по поводу этого… ну, того… похорон, короче.

– Сейчас иду.

Глаза Эдика зашарили по столу и остановились на большой коробке шоколадных конфет. Заметив его взгляд, я спросила:

– Чай пить будешь?

Он с готовностью кивнул, стащил куртку и, бросив её на стул возле пианино, уселся на диван. Я налила чай и подвинула поближе коробку с конфетами.

Алла поставила свою чашку и сообщила, что похороны послезавтра, на старом сельском кладбище в пяти километрах от Васильевки. Мы с Инной проводили её в сени, оставив Никиту с Эдиком в комнате. Когда вернулись, Эдик уже надевал куртку, собираясь уходить.