Виктория Вита - Non-stop – Не останавливаться

Света, увидев приказ об очередном выговоре, вынесенном теперь уже не без ее участия, покрылась красными пятнами и, воровато пряча глаза, постаралась вначале объяснить Катерине, что она тут ни при чем и понятия не имеет, откуда там, наверху, смогли узнать, что у них здесь, внизу, ну, то есть абсолютно себе этого не представляет. Катя слушала с равнодушным молчанием, с тоской думая о том, что для данного существа, чтобы быть поближе к власти и дежурной «тарелке супа», действительно «нет преград ни в море, ни на суше», и, вдруг испытав жгучее чувство «испанского стыда», развернулась и ушла, не дослушав несущегося ей вслед жалкого лепетания. После этого Светлана старалась не попадаться ей лишний раз на глаза, а если вдруг складывалась ситуация, что им было не разминуться, делала крайне озабоченную мину и, ускоряя шаг, пробегала на максимально допустимой скорости. По большому счету Катерину это все мало волновало: выговором больше, выговором меньше, ну сдали, а в принципе, чего она ожидала? Что «молодой специалист» ее грудью прикроет? Да, скорее всего, «восходящая звездочка» еще из Москвы главному позвонила и доложилась, что она, Катерина Аркадьевна, самовольно покинула конференцию. Что было, то было. Самовольно – да, покинула – да, выговор – заслужила? По большому счету да. Закон суров, но это закон. Мужа выгнала за дело? За дело. Вот вроде все правильно. Тогда почему на душе такая хмурь? Надо срочно выйти из сумрака, а то так до депрессии рукой подать.

После поездки в Москву все стало разваливаться и рассыпаться. Даже отношения на работе – конфликты начали возникать из ничего, буквально на ровном месте. Особо усердствовала Людмила, заведующая дородовым отделением, высокая сухопарая дама далеко за пятьдесят. Ее характер, как и фигура, состояли из одних углов. Резкая, вспыльчивая, сразу влетающая в истеричную злость, у нее и при хорошем‑то настроении на ярко разрисованном лице сохранялось выражение вечной неудовлетворенности, а в ярости оно и вовсе представляло собой отталкивающее зрелище. Испытывая нездоровую любовь к ярко-синим теням и бордового цвета помаде, стараясь выглядеть моложе, она как‑то в одночасье из жгучей брюнетки превратилась в яркую блондинку, и поздно вечером столкнувшись в полутемном коридоре с пожилой акушеркой, едва не довела ту до инфаркта. Людмила стала демонстративно избегать общения, а если возникала «производственная необходимость», во время разговора старательно изображала глубокое презрение и брезгливо поджимала губы, мол, с кем только не приходится здесь общаться. Из-за полного отсутствия личной жизни она особо «выделяла» тех, кто был замужем или вообще имел хотя бы какие‑то намеки на эту самую личную жизнь. К начальству это никоим образом не относилось. Только восхищение и почитание, вплоть до «слепого обожания». Кроме всего прочего, она неизвестно по каким причинам негласно покровительствовала «очень многообещающему созданию» – Светочке, чем и объяснялось резкое изменение климата в их с Катериной отношениях. Заведующая дородовым перешла в обращении с ней на высокомерное «вы» и сама стала откликаться только на Людмилу Михайловну, заодно начав понемногу пакостить, вроде по мелочам, но часто. При составлении графика, слегка подсуетившись, устроила так, чтобы в следующем месяце все Катины дежурства попали на выходные и праздничные дни, а после общения с начальством внезапно «возникла производственная необходимость» перенесения ее отпуска с конца мая на февраль. Все катилось в тартарары, а о личном Катерина старалась вообще не думать, как там в свое время пел Максим Леонидов: «ну, вот только если с личным…», да, если б только с личным… Сейчас у нее со всех сторон был «один большой привет».

– Катерина Аркадьевна, – в дверном проеме ординаторской появилось растерянное личико Анечки, акушерки родильного отделения, – Катерина Аркадьевна, вас Ольга Петровна в пятый родзал просит зайти.

Посторонние мысли, в том числе и о личном, исчезли в мгновение ока. Она подхватилась, как на пожар, и бегом ринулась в родилку. Ольга Петровна, опытный, зрелый доктор, много лет проработавшая в родильном доме, просто так звать не будет. Здание было старое, между ординаторской и непосредственно родильным отделением была небольшая площадка, ограниченная тяжелыми деревянными дверями. Толстые стены царской постройки не могли заглушить дикие, рвущие тишину крики. Ворвавшись в палату, Катерина застала расстроенную Ольгу Петровну, которая безуспешно пыталась успокоить лежащую на кровати и орущую во всю мощь своих легких моложавую и очень ухоженную женщину с явно доношенным сроком беременности.