Роман Матроскин - Морские КОТики. Крысобои не писают в тапки!

Эффектная молодая «двуногая» повсюду сталкивалась с недвусмысленными намёками «двуногих» самцов, пока наконец не наткнулась на интересное предложение — в детский театр требовался младший педагог. Туда и устроилась — работать с юными дарованиями. Ставить пьесы, постановки, разучивать песни с детьми было и интересно, и весело. Афину она брала с собой. Поначалу маленькая кошка побаивалась всех подряд, но вскоре привыкла к вечно визжащим «двуногим» детёнышам и даже полюбила их. А с ними и театр.

Однажды, перебирая груду всякой рухляди в одной из многочисленных кладовых, Фотини нашла дудочку дедушки — простую деревянную свирель — одноствольную сирингу, которая потерялась после его смерти. Старый Константинос очень дорожил этой находкой, которую обнаружил на раскопках одного древнего театра.

— Она такая древняя, — хохотал старик, — будто на ней играл старый бог Пан! Похоже, он её и настраивал: строй ни на что не похож!

Фотини играла и играла на свирели часами, но всё что-то никак не выходило создать что-то по-настоящему волшебное.

Афина следила за своей «двуногой» с любопытством и сочувствием. А потом начала дурачиться. Она комично изображала рождение мира в древнегреческой космогонии. Сначала Фотини не могла понять — импровизирует ли Афина, и сможет ли она повторить смешные кувырки, потягивания, закатывания глаз и энергичные прыжки — но оказалось, что Афина не просто может их повторить, но с каждым разом получается всё отточеннее, вывереннее, изящнее. Так у них родился номер, в котором красивая «двуногая» нежно играла на свирели, а восхитительная Афина показывала хронос, хаос, Зевса и тому подобное.

Дети в театре заливисто хохотали и неподдельно расстраивались на драматических моментах. А кто может быть искреннее?

Как-то «двуногой» позвонил её старый приятель Панайотис. Он однажды увидел репетицию и понял — есть что-то мистическое в постановке. Может быть, виной тому была трогательная коалиция женщины и кошки, а может — и дедушкина свирель.

Панайотис предложил Фотини выступить на Кипрском фестивале нестандартного театра, и она растерялась:

— Что ты! Никогда у нас выше нашей детской сцены подняться не получится!

— Послушай! Там всё, всё словно для вас приготовлено! — горячился Панайотис. — Фестиваль называется «Греция и Вселенная». Со всего мира съезжаются любительские коллективы самых разных жанров! Это же настоящий шанс засветиться вашему детскому театру! И главный приз — сертификат на открытие собственного театра! Полная субсидия от министерства! Полная!

— Может, ты и прав, — улыбалась в ответ «двуногая». — Может, и правда пора делать большой театр, а не детский клуб для десяти малышей.

— Поговаривают, что в жюри будет великий греческий режиссёр Сократис Теодолос. Он дал путёвку в жизнь тысячам любительских театров! — продолжал Панайотис. — Главное — его зацепить. А мне передали, что старик Сократис обожает свирель, он сам родом из деревни и от свирели начинает рыдать. А ещё он обожает кошек! Ваш номер просто безукоризненный! Настоящий греческий! Кто ещё может победить на этом конкурсе, кроме нас, греков?

В любом случае Греция и Вселенная ждали этого номера. И Афина так старательно повторяла перед зеркалом отточенные па, что Фотини откинула последние сомнения и решилась — вперёд, навстречу Греции, навстречу Вселенной.

Так они и отправились на теплоход — Фотини, волшебная свирель в багаже и Афина в корзинке. На трапе Фотини застряла из-за дурацкого «двуногого», который с чемоданом и переноской с ошарашенным беспородным чёрным котом встал так, что загородил весь проход. Пришлось выслушать непонятные «сорри!», «икскюзми!» и «господибожекакаянеловкость!», с одной стороны, и ехидные смешки и издёвки от тощего рыжего, на плече у которого спал жирнющий рыжий котище, — с другой.

Наконец «пробка» рассосалась, Афина торжественно вплыла на борт в корзине не менее торжественно взошедшей на борт Фотини, которая получила от стюарда рекламные проспекты и приглашение на участие в корабельном конкурсе самодеятельности — празднике Посейдона. Впереди их ждала новая прекрасная жизнь.

Столько воды сразу Ричи не видел никогда. Вода шумела солью, плескалась рыбьими хвостами, билась о берег волнами, шуршала морскими камушками, звенела брызгами, смеялась каплями, и всё это в маленькой кошачьей голове звучало неясной угрозой. И хотя прежде кот ненавидел переноску, в которой сидел, сейчас он испытывал к ней благодарность — за сухость и какие-никакие стены. Они закрывали его от невообразимой широты моря, в которое его «двуногий» сдуру решил забросить их обоих на каком-то малонадёжном судёнышке.