Фредерик Дар - Можно любить и лысых

Я перестаю его слушать, потому что в этот миг на улице раздается вой сирены. Похоже, сюда мчится полицейская машина.

Сирена смолкает, и машина останавливается перед домом.

О, боже! Еще не хватало вляпаться здесь! Кто-то все предусмотрел. Убийца, сделав дело, сам же вызвал и полицию.

Внезапно я понимаю, для чего было все это сделано.

— Где она прячется, моя красотка? Мне надо побыстрее ее накачать.

— Вероятно, в своей комнате.

— А ты не останешься? — спрашивает он, видя, что я тороплюсь к выходу. — Вдвоем мы сделаем ей «Туннель под Монбланом».

— Нет, не могу, у меня свидание с другой, ее зовут Либерте Шер. Желаю всяческих успехов.

По счастью, кабина лифта все еще на этом этаже. Я вхожу в нее и спускаюсь в подвал, где находятся гаражи квартиросъемщиков.

Несомненно, убийца улизнул этим путем.

Я прибываю в агентство сияющий, как свежевыкрашенный автомобиль — в легком кремовом костюме с бежевой отделкой, рубашке светло-яичного цвета и каштановом галстуке. Мои секретарши — Мариза и Клодетта — едва не падают перед таким элегантным мужчиной. Я вижу, как округляются их глаза, и они начинают неровно дышать — их грудки так и ходят под форменными жакетами со значками агентства «ПДА.»

Я одариваю их одинаковыми улыбками, дабы не возбудить ревность.

— Этот толстый кабан на месте? — спрашиваю я, вдыхая самые разные запахи, разлитые по конторе.

— А что, им пахнет? — ворчит Мариза. — Он притащил походную плитку и занялся стряпней.

Я нахожу «Его Величество» в халате, занятым приготовлением лягушачьих ножек. Его письменный стол (зачем он ему, ведь никогда не пишет?) походит на кухонную плиту. На нем полно всякой утвари: кастрюлек, соусников и т.д. По сукну рассыпана мука, на кожаном бюваре медленно тает кусок нормандского масла.

Я собираюсь его отругать, но он начинает пороть всякую ерунду, не давая мне раскрыть рот.

Такова рабочая атмосфера. Плюс информация: он говорит о президенте Республики, который навестил старую парализованную женщину, участницу войны. Плюс урок морали: лучше быть здоровым президентом, чем больным инвалидом.

Но не это заостряет мое внимание. Убийство! Женщину убили статуэткой. Арестован молодой бизнесмен Ролан Оллафон, находившийся на месте преступления. Убийца был пьян, раздет, с руками по локоть в крови.

Бедный Ролан.

Что делать? Меня гложет совесть. Я должен помешать тому, чтобы обвинили человека, непричастного к убийству — его непричастность мне известна хорошо. Но начать его выручать — это самому запутаться в деле, в то время, когда я уже должен начать охрану жизни Кристиана Бордо. Отложить свое вмешательство на послезавтра? А если со мной что-либо случится? Ролан не сумеет оправдаться сам и перейдет в камеру смертников.

— Что с тобой? — спрашивает Берюрье, добавляя крепкий эпитет по поводу моего внешнего вида. Меткость его диагнозов, хоть и несколько грубоватых, всегда поражает своей точностью. — Хочешь поклевать лягушатинки? Пойманы вчера в Домб — проехали столько километров незамороженными.

Я мотаю головой. Его голос едва пробивается сквозь толщу моей совести.

Я чувствую, как злобные тучи сгущаются вокруг меня, и если, в конце концов, разразятся, то поглотят меня со всеми моими планами и надеждами.

— Почему у тебя такой вид? — сочувственно пристает толстяк. — У тебя неприятности?

Он — человек невежественный, но умный, и советы его бывают иногда весьма ценными, поэтому я уже собираюсь все рассказать, но в это время вбегает перепуганная Клодетта.

— Там двое из полиции, — объявляет она. — Хотят срочно вас видеть.

Ну вот! Туча разразилась, — горестно думаю я. Один из полицейских — Бомашэ — шелудивый пес, состарившийся на работе. Он никогда не прощает прелюбодеяний. С тех пор, как поступил в полицию, все время толкует об отставке. Правда, теперь, когда долгожданная отставка приближается, он начинает бояться ее.

Его спутник — молодой блондинчик с усиками, как у моржа. Вид у него — серьезный и важный, обычный для новичка, попавшего в полицию.

Я набрасываюсь на своего бывшего коллегу Бомашэ с таким энтузиазмом, что надо быть слепым и глухим или безнадежным кретином, чтобы поверить в мою искренность.

— Каким добрым ветром, старик?

— Не думаю, чтобы ветер был добрым.

Он скверно подмигивает, и это мне очень не нравится. Я приглашаю их в свой кабинет.

— Ты неплохо устроился, — скрипит Бомашэ. — Наверное, это стоит кучу денег?