Виктория Вита - Каждый День Как Пятница 13-е

Маринка, выйдя из декрета и работая врачом-дежурантом родильного

отделения, тосковала. Ей все, абсолютно все, что ее окружало, было неинтересно. Она это скрывала, но Женя чувствовала, как ту раздражали больная мать, непоседливость Мишки с его вечными «почему», работа – это вообще отдельная история, и она уже в любой момент была готова сорваться. Хотя пару месяцев назад Марина как-то воспряла духом, приосанилась, стала за собой следить. Она вновь безудержно шутила и заразительно громко смеялась, а однажды даже попробовала повысить на Женю голос, но, перехватив ее взгляд, тут же перевела все в шутку, и вроде все осталось по-прежнему, но как-то не так, чуть-чуть не так, как раньше…

– Неделю назад внезапно нагрянули «санитары леса» из санэпидстанции, взяли посевы из всех доступных и недоступных мест, – между тем продолжала Марина, вынырнув из недр своего стола. – Через три дня сказали, что высеяли то ли холерный вибрион, то ли возбудителя черной оспы, то ли споры сибирской язвы… И теперь все…

– Да, что-то там такое страшное нашли, чуть ли не проказу, – хмыкнула Анна Михайловна, единственная, кто из врачей не собирал вещи, а с комфортом устроившись за столом заведующей отделения, пила чай с пирожками, аппетитной горкой высившимися на старой, со сколотым краем тарелке. – Жень, возьми пирожок. С капустой. Вкусные. И чаю себе налей. Ты еще список с предложениями новых мест работы не видела? Ну еще порадуешься. Марину вон в Кронштадтский роддом направили, ей из Калининского района только в одну сторону почти три часа добираться. Да, красиво отжали наш роддом. Кого постарше, как отработанный материал – на улицу, другим работу предложили по принципу «на тебе Боже, что нам не гоже».

– Ну, Анечка, таки не надо все драматизировать, – Раиса Марковна, вечная заведующая послеродовым отделением, с удовольствием выбрала пирог побольше и грузно уселась в свободное кресло. – Вот я уже могу себя считать настоящим реликтом нашего заведения. Страшно сказать, я родилась не только в прошлом веке, но и в прошлом тысячелетии и помню эпохи оттепели, застоя, перестройку и еще много чего. И скажу вам так: в любом времени есть свои преимущества… правда, таки не у всех. Вот тут на днях прошел, даже можно сказать, прошелестел один очень интересный слушок. Кто-то из наших небожителей, – Раиса Марковна выразительно закатила глаза, показывая куда-то наверх, – выиграл в лотерею. И хорошо-таки выиграл. Просто купил билет в переходе метро, и сразу такое счастье – огромная куча денег. Вот только просто ради интереса хотелось бы узнать, как «его величество» в его-то туфлях из крокодиловой кожи и пальто от итальянского кутюрье туда попал, я имею в виду таки метро. И этот везунчик, не ломая себе долго голову, сразу взял себе домик, такую небольшую дачку. – Раиса Марковна театрально выдержала паузу, потом медленно взяла чашку чая, при этом манерно оттопырив мизинчик, и, сделав из нее небольшой глоток, продолжила:

– Так вот, мои дорогие, если кто из вас думает, что этот счастливчик купил себе шесть соток где-нибудь в центре Мшинского болота или рядом с ним – «если вы думаете-таки да, так-таки нет», так говорил Буба Косторский. Этот новый Корейко прикупил себе маленькую хатку на… Канарах, и теперь ему плевать на всех, кто по его милости остался на улице, а кто и на проспекте нашего города. И не дожидаясь реакции окружающих, тут же перешла к следующей теме:

– Женечка, вы обратите внимание на список предложенных мест работы. У вас там «почетное» шестнадцатое место, и место в женской консультации во Всеволожске, а вы, кажется, живете где-то совсем рядом, кажется, в Приморском районе. Это будет где-то «семь лаптей по карте».

В ответ Евгения, соглашаясь, даже бровью не повела, принимая услышанное как должное и изобразив на лице выражение «сбылась самая большая мечта детства».

– Ой, только не расстраивайся так, меня вот вообще в этом списке нет. – Раиса Марковна была явно в ударе, видно, пирожок и чай из пакетикам пошли ей на пользу, и она с явным удовольствием, не замечая воцарившуюся

в ординаторской тишину, вдохновенно продолжала:

– Вот я. Я совсем не собираюсь плакать. Мне по возрасту на панель поздно, а на паперть, по хабитусу, рано. И ничего. Собираюсь жить, как ты, Женечка, часто говоришь, долго и счастливо.

Новость о «дачке на Канарах» произвела эффект шоковой терапии, и продолжение насчет паперти и панели уже никто не слышал. Не то чтобы воцарилась атмосфера великой скорби и печали, но поводов для радости тоже как-то не наблюдалось.