Анна Андрукевич - Не было бы счастья…

Теория была неплохой для начинающего сыщика, но для профессионала, такого как я, она, безусловно отчаянно трещала по всем швам. Ведь откуда у шефа могла взяться Майкина сережка? В рамках профессиональных отношений коллеги, я уверен, сережками не обмениваются. Майкины душевные страдания ее начальнику были до китайской версты, ведь если бы все обстояло иначе, так неужели он бы Майку уже три раза не повысил? Да и добровольное явление Майкиного босса в наш дом в столь ранний час представлялось маловероятным даже мне. Уж будь я начальником, так нипочем бы к своей подчиненной домой ни свет, ни заря не поперся!

Таким образом, то, как Майкин шеф вместе с ее давно утерянной сережкой оказались с утра пораньше у нашего порога, продолжало оставаться неясным. Не менее туманным был план действий, который должен был привести меня к победному возвращению оправданной Майки в родные пенаты.

За этими печальными размышлениями я чуть было не упустил из виду поворот ключа в замочной скважине. Майка вернулась! Я галопом проскакал к двери в тщетной надежде, и оцепенел посреди коридора. Дверь открылась и на пороге нарисовался следователь, увлекший сегодня мою драгоценную Майку в неведомую даль.

– Ну привет, привет еще раз, котик. Севой тебя звать? А меня зови Петрович, меня все так зовут. Уж прости, пришлось мне сегодня хозяйку твою арестовать, хоть и не верится мне, что это она во всем виновата. Вот и пообещал ей, что тебя до ее освобождения не брошу, буду тебя кормить заходить. Ну и почешу за ушком уж, конечно, если позволишь. Где, говоришь, у вас тут еда твоя располагается?

Ну да, я кот. Я разве сразу не сказал? А вы что, сами не поняли??? Вы что же, думали, что коты они только про обои драть и горло в марте? Это, между прочим, дискриминация по биологическому признаку! Да не будь я котом разве ж бы я смог вести беседы с соседкой Манькой? Мы, коты, конечно, изобрели мяуканье для трансляции наших высочайших указаний двуногому обслуживающему персоналу, но для пространных бесед там словарного запаса явно не хватает. Так, "подай, унеси, покорми, почеши, убери", в общем, исключительно практический функционал. Ни к чему, знаете ли, людям знать, о каких философских материях мы между собой рассуждаем. Все равно вам не понять! Так что будь я человеком, Манька мне бы и полслова не смогла сказать.

Но не будем отклоняться от темы. Петровичу я был, в целом, рад. И не только потому, что голод не тетка и хорошо, когда знаешь, что ответственность за твою хрупкую жизнь на кого-то возложена, а не так, в воздухе зависла. Но и, конечно, потому, что я за свою Майку любому пасть порву и моргалы выколю, не говоря уж о том, чтобы поймать горе-убийцу, нарвавшегося на такого великого детектива как я! Так что мне явление Петровича на допрос сулило получение массы полезных в моем расследовании сведений. Поэтому я не замедлил продемонстрировать свою радость от его появления путем оставления чуть ли не трети своей шерсти у него на брюках. Заодно и правый бок чесаться перестал…

В целом, Петрович оказался довольно приятным собеседником. Похоже, торопиться ему было особенно некуда, поскольку, отыскав в шкафу пакет с моей едой, он по-хозяйски заварил себе чаю, уселся на кухне у стола и прямо как Майка начал "щебетать". Но теперь я уже точно знал, что надо внимательнейшим образом слушать, и старался не пропустить ни слова.

Справедливости ради, должен сказать, что Петровича слушать было намного легче: он не чесал меня за ухом через слово и не совал мне в рот вкусняшки, так что мне было легко сосредоточиться. Он подробно рассказал мне и как то, что я уже и так знал, так и то, что удавка на шее Майкиного шефа не только оказалась ничем иным, как Майкиным пояском от плаща, а ее сережка действительно нашлась прямо под трупом.

Последний факт меня сразу смутил! Я большой знаток всякого рода игр, а ведь всем известно, что все кошачьи игры обязаны своим происхождением древнему искусству охоты, а где охота, там всегда борьба. Уж поверьте, наш кошачий фольклор полон историй, связанных с охотой и ее традициями. Охота вообще была изобретена именно котами, а уж затем мы научили и всех остальных. Еще в доисторические времена наши далекие предки с жалостью наблюдали за зарождением человеческой цивилизации. Почти лысые существа без когтей, бессмысленно ковыляющие всего на двух лапах… А чего стоила их примитивная речь??? Можно было бы просто похихикать над их попытками, а потом произнести короткую эпитафию, когда все эти попытки закончатся полным фиаско. Кстати, прошу заметить, испокон веков коты – большие специалисты по эпитафиям! Эх, знали бы вы какой прекрасный образец этого жанра был сотворен для динозавров! Впрочем, вряд ли люди смогли бы оценить наше творчество. Я сам лично изодрал в клочья не один образчик человеческой литературы, будучи просто не в силах смириться с ее примитивностью. Взять хотя бы Льва Толстого – нудятина! Для того, кто знаком с великой кошачьей культурой, чтиво невыносимое. Для примера, вот вы знаете сколько в нашем языке синонимов слова "колбаса"? Тридцать один! Что уж говорить об остальном, особенно о тех глупостях, о которых люди все пытаются сочинять свои опусы. В древние времена, когда мы обучали людей всему, что могло им пригодиться для выживания, люди, конечно, были более восприимчивы. Ну, насколько могли. Недаром в человеческом фольклоре остались воспоминания о коте Ушке-Баюшке, пытавшемся привить людям хоть какое-то представление о творчестве, хотя неблагодарное человечество и исковеркало имя этого великого кота, которого почему-то нынче помнят, то как кота Баюна, то и вовсе как Кота Ученого, хоть ученым он никогда не был. Ангельский характер Баюшки общеизвестен всем котам и описан во множестве наших произведений. Чего стоит только "Сказ о том, как Ушка-Баюшка разодрал бездарные стишки поповича Васьки, а также его портки"! Поверьте мне, эта многотомная эпопея, описывающая как Ушка-Баюшка с десяток километров преследует поповича по пересеченной местности, гневно потрясая клочьями его бездарной рукописи, а затем загоняет его на дерево и на протяжении нескольких глав, рискуя жизнью, висит на его портках, бесстрашно раздирая их на тонкие ленточки, заставила бы рыдать в голос как старика Сантьяго, так и капитана Ахава, не говоря уж об их авторах. Что еще раз доказывает, что ничто не может остановить кота, твердо решившего привить кому-то чувство прекрасного. Конечно, из чистейшего человеколюбия.