Как только за кавалькадой, увлекшей мою Майку в полную неизвестность, закрылась дверь, я начал лихорадочно думать, с чего бы вдруг валявшаяся на туалетном столике аж с самой зимы сережка вдруг привела к таким трагическим последствиям. Информации у меня не было никакой, бестолковых помощников, как я уже упоминал, у меня тоже не водилось, так что думалось мне плохо. Да настолько плохо, что у меня даже – немыслимо! – пропал аппетит, а это был уже очень плохой признак! Это означало, что я не просто и отнюдь не беспочвенно волнуюсь за Майку, но особенных шансов продвинуться в расследовании у меня и в помине нет.
Поскольку особыми фактами по самому важному для меня делу я не располагал, я принял решение потренировать свои дедуктивные способности на тех утренних событиях во дворе, которым я был пусть и недолгим, но свидетелем. Чтобы освежить свою память я выбрался на балкон, свесился с перил и начал методично воспроизводить то, что видел сам, и, конечно, дополнять картину событий с помощью своих догадок.
Я так увлекся этим занятием, дорисовывая все больше и больше деталей произошедшего, что даже не заметил движения на соседнем балконе. Опомнился я только когда у меня над ухом противный голос промяукал: "Что, Севка, замели твою-то?"
Так и знал! Соседушка Манька выперлась на балкон и теперь, как и я, свисала с перил, обозревая двор. Впрочем, в отличие от меня она как раз занималась этим от безделья. Просто грелась на солнышке, безо всякой полезной цели. Заодно, как все уже поняли, пытаясь для развлечения задеть меня за живое своим ехидством.
Соседку нашу я, честно говоря, терпеть не мог с момента моего водворения в тогда просто Майкиной, а теперь уже, вне всякого сомнения, нашей совместной с ней квартире. С самого первого дня ее ехидное вяканье не давало мне покоя. Она вилась над моей макушкой как вьется овод, уворачиваясь от размахов коровьего хвоста. И ее успехи в маневрировании были столь велики, что ей, одной из немногих, периодически удавалось поколебать мою уверенность в себе, моей собственной исключительности и даже, не поверите, в Майкиных чувствах по отношению ко мне.
И вот именно это противное мявканье зазвенело в моих ушах именно тогда, когда я уж совсем было преисполнился уверенности, что меня ждут лавры великого сыщика, способного разгадать любую, самую невероятную загадку. Немудрено, что я развернулся пятой точкой к источнику звука, и сделал вид, что оглох на левое ухо.
Удивительно, но вместо того, чтобы продолжать ехидничать, моя соседка хмыкнула и продолжила более миролюбивым тоном: "Ладно уж, тебе, понимаю, несладко. Окажись я в твоей ситуации на стенку бы лезла, но ты, смотрю, держишься, замыслил что-то. Ты уж не злись на меня, уж такой у меня характер поганый. Если могу укусить кого за хвост, так обязательно цапну. И не захочу, а цапну. Но сейчас уж точно не до развлечений. Так что просто скажу то, чего, похоже, ты не знаешь. Полиция сережку Майки твоей под трупом в лифте нашла. Прям там на полу под телом аккуратненько и лежала. За нее они и схватились. Уж больно все сходится. Ладно, пойду я, вижу, что тебе обмозговать бы все это…"
Манька и впрямь не обманула, удалилась, виляя задом. Пенять ей на поведение ее задницы точно не имело смысла, природу не перекроить. Но вот сведения, которые я от нее получил, однозначно стоили того. Теперь все встало на свои места. Полиция искала владелицу сережки, найденной под трупом, и нашла ее именно там, где ожидала – в квартире той, что обнаружила труп собственного босса на своем же этаже. Кого же им было хватать, как не мою невинную Майку?
Надвигающиеся сумерки заставили меня ретироваться обратно в квартиру и крепко задуматься. О Майке-то я знал все. А вот что мне, в сущности, было известно обо всех остальных? Да, в общем-то, ничего. А главным было понять, как я мог разузнать о них что-то, что могло бы водворить мою Майку на ее законное место рядом со мной! Пока, сколько я ни думал, ничего путного мне в голову не приходило. Я только все больше утверждался в мысли, что раз уж я точно знаю, что никакой второй парадной сережки с остальным барахлом на пол не ронял, стало быть, это она, Майка, явилась домой со своего корпоратива неукомлектованная одной сережкой. Иначе как же эту самую сережку могли обнаружить под в недобрый час приблудившимся к нам трупом ее шефа? Единственным относительно логичным объяснением было, что этот самый шеф каким-то образом на корпоративе эту сережку получил, хранил ее до сегодняшнего дня, а потом вдруг, в пять утра решил ее непременно Майке возвратить. Доехав до нашего дома, он сел в лифт, где и удушился на почве раскаяния от того, что не возвратил сережку раньше, чем причинял Майке душевные страдания.
Читать дальше