Елена Логунова - Гарем «Все включено»

И не куда-нибудь, а прямиком в спальню – к чемодану, в котором она привезла бутылку коньяка.

– А давайте, Дуня, мы с вами выпьем? За великое русское слово, за вдохновение, за смелые творческие планы и победу таланта над косностью и стяжательством!

Размахивая бутылкой, Ирка увлекла новую знакомую на балкон, откуда еще прибежала за стаканами, причем меня присоединиться к попойке не пригласила.

– Нет, ты слышал? – переместившись в кухонный угол и занявшись приготовлением ужина, спросила я кота Макса, который великодушно остался со мной и яростно разделываемой мною курицей. – Я, значит, ремесленник, стяжатель и косная личность, а они будто бы Ахматова с Цветаевой!

– Мо, – сказал кот.

– Можно подумать, – согласилась я. – Будешь сырое крылышко?

– Ма!

– Мало? Два крылышка?

– Мы!

– Мыслю правильно, да? – Хмыкнув, я щедро наполнила кошачью миску.

С балкона доносились бульканье, звон стаканов и разглагольствования в духе «и вот скажу я тебе, как мастер слова мастеру слова…».

Рассуждали мастерицы забавно.

– Мы же, писатели, кто? Мы инженеры человеческих душ! – вещала Ирка.

– А у меня тройка по геометрии была, – кручинилась Дуня.

– А геометрия тут вовсе ни при чем! – успокаивала ее коллега. – Мы инженеры в том смысле, что несем читателям лучшие материалы для строительства внутреннего мира.

– А если кто-то не лучшее несет, то он и не инженер? – волновалась начинающая писательница.

– Если пургу несет и мрак беспонтовый, то он этот… Криминогенный инженер, вот он кто! – резала правду-матку поэтесса.

– Му, – явно критически высказался кот.

– Муть редкостная, – согласилась с ним я. И пригорюнилась, оплакивая свой тихий спокойный отпуск. – Боюсь, твоя хозяйка теперь от нас не отлипнет.

– Мо.

– Море, да. Туда она тоже увяжется за нами.

– Мы.

– А что мы? Мы же не прогоним ее, чай, землячка и вообще – сестра по разуму, тоже работник пера и непризнанный гений…

– Му?

– Мучительно это будет, да…

Мне все меньше верилось, что наш летний отдых будет тихим и спокойным.

Гениальные творческие личности, поэтесса с писательницей, засиделись на балконе под звездным небом далеко за полночь. Я не стала их разгонять, чтобы не нарваться на новое несправедливое обвинение в душевной черствости и возмутительном непонимании прекрасного. Просто закрыла поплотнее дверь в спальню и завалилась в кровать.

Мой мирный сон продолжался недолго. Не знаю, в котором часу – темень была кромешная – в лицо мне ударил резкий свет фонарика. Испуганно пискнув, я попыталась спрятаться под подушкой, но ее у меня решительно отняли и спросили:

– Тык шта за стрельба-то?

Тон был строгий, речь нестройная – с дефектами.

Я не сразу поняла, кто это и чем вообще интересуется, но упоминание стрельбы навело на соблазнительную мысль немедленно покончить с собой. Похоже было, что только такая решительная мера обеспечит мне желанный покой.

– Й-а спрашиваю тя, о к-кой стрельбе ты г-варила?

– Ирка! – Я узнала дефектный инквизиторский голос. – У тебя совесть есть?

– У мня нет совсти, а у тя есь ин-фр-мация, давай, колись! Иль ты думла, я забуду? Не-е-ет уж, ск-зала А, г-ври и Бэ… Бэ-э-э…

Кровать скрипнула, внезапно освобожденная от веса навалившегося на нее тела, луч фонарика заметался по стенам, нашел дверной проем и утонул в нем с концами.

Я прослушала выразительный аудиоспектакль: спотыкающиеся торопливые шаги, грохот упавшего табурета и выразительное «бэ-э-э-э, буэ-э-э», а потом журчание воды. Кому-то явно не пошел на пользу теплый коньячок.

Вернувшись, Ирка не стала продолжать допрос. Слабым голосом пробормотала:

– Птом п-г-врим… – И заползла в свою кроватку, тут же уснув.

Я глубоко подышала, прогоняя остатки внезапного стресса, и сделала то же самое – погрузилась в сон.

Утро началось с перепуга.

Перепуг был немалый – на две персоны – и приключился с минимальным сдвигом по фазе: сначала потрясение испытала Ирка, потом я. А поскольку обе мы сопроводили эмоциональный выплеск громким воплем, можно было уверенно предположить, что тревожная побудка случилась у всего гражданского населения в радиусе сотни метров. Да, с тихим и спокойным отдыхом сегодня никому не повезло…

– Ты чего орешь? – обняв ладонями сорванное горло, хриплым шепотом спросила я Ирку, когда она наконец перестала вопить как резаная.

– Ма… Ма…

– А попонятнее можно? – сердито зашипела я. – Ты разговариваешь, как соседский кот!