Ирина Горбачева - Слушательница

– А больше ничего он не хочет?

– Ты его адвокат? – спросила я Андрея.

– Да. Можно и так сказать. Ева ты меня прости, но прислушайся к моему совету. С этим человеком лучше не спорить.

– Это ещё почему?

– Ты слышала некоторое время назад… в общем он Ждан. Он даст тебе хорошие деньги и поможет с переездом. Ему надо спланировать весь ремонт, но пока ты здесь проживаешь… Сама понимаешь.

– Нет, не понимаю. Без меня, получается, меня женили? С чего он взял, что я горю желанием переехать? Я родилась в этом доме и меня всё здесь устраивает. Так и передай своему хозяину Ждану, о котором я вообще впервые слышу.

– Евка, ты не бычься. С людьми такого плана нельзя спорить.

– Какого такого плана? Бандит обыкновенный, – Лана только, что не кипела, как чайник на газу.

– Лана, не мути воду! Успокойся. Сейчас времена не лучше конца восьмидесятых. Ты права, ничего не изменилось. Эта часть общества только цвет пиджаков поменяла. А стреляют они всё так же. И люди пропадают пачками. Ты это учти.

– Ты это чего, запугивать нас пришёл? – Лана с возмущением встала из-за стола, – знаешь, что? Иди отсюда, запугивай свою новую жену.

– Ева, я постараюсь, конечно, поговорить с твоим соседом, объяснить всё ему, но надежды никакой, что он поймёт всё так, как надо, – Андрей пошёл к выходу и у дверей обернулся и сказал провожающей его Лане, – а жены у меня никакой нет. Так, что милая, я в свободном полёте, как орёл молодой.

– Иди уже, – Лана закрыла за ним дверь и вошла в кухню, – слышала? – спросила она меня, – в полёте он свободном, орёл молодой.

– А, что это ты зарделась? Может, ещё вместе полетаете? Ты у нас орлица не хуже.

– Да, ладно тебе, смущаешь девушку. Давай лучше думать, что делать с этим бандитом недобитым. А то выселит нас без денег и переезда. Эти товарищи на всё способны.

Мы с Ланой в этот день, какие только версии защиты от бандитских нападок не придумывали, но понимали, что ни одна версия не годится для обороны нашей квартиры.

– Да, дракон многоголовый, – сделала заключение Лана.

И мы разошлись по своим комнатам, чтобы встать на утро со свежей головой, так как у нас с подругой были записаны посетители на приём. К Лане должна прийти постоянная клиентка, а мне подтвердил своё посещение опять мужчина.

***

Но мужчина не пришёл. Вместо него в кабинет вошла женщина лет пятидесяти. На её лице было смущение.

– Ничего, что я к вам без записи? Как-то я услышала в автобусе разговор двух женщин. Говорили о вас. Одна другой посоветовала к вам прийти и адрес назвала. А я запомнила. Просто запал адрес в голове.

– Конечно, ничего страшного нет. У нас столпотворения не наблюдается, но приятно слышать, что молва о нашем кабинете идёт значит, и эти женщины соберутся с силами и тоже осмелятся прийти к нам, – успокоила я её.

– И хорошо. Надо душу облегчить, излить из неё, что накопилось за многие годы. Батюшке всё пыталась на исповеди как-то рассказать. Да рассказ не складывается, всего ему не расскажешь. Да и совет иногда не нужен. А рассказать, поделиться с кем-то очень надо. Знаете, почему Змей Горыныч выпускал из себя огонь? Чтобы не сгореть изнутри. Так и человеку надо выпустить из души затаённую обиду, чтобы душа легче стала и не болела так сильно. Не ныла по ночам от боли.

Живу я здесь недалеко. Иду из больницы. Свекровь проведывала. Умирает она. Мы приходим, родня её, она в сознании, вроде, всё понимает. А ночью соседи по палате говорят, в беспамятство впадает. То вроде кого-то прочь гонит, а то прощения у кого-то просит. Вот я была у неё, сырников ей принесла. Прошлый раз просила она меня налепить ей сырников. Ей всегда нравилась моя стряпня. Ничего не могу сказать, она всегда хвалила мою готовку. А прошлый раз вареников с вишней и пирожков просила. Я делаю, приношу, а она не ест. Сил нет у неё уже, чтобы есть. Но понимает, что я, как и прежде, с уважением к ней отношусь. Наверное, понимает. Потому как сегодня попросила меня ближе к ней присесть, на мою руку свою исхудавшую ладошку положила и говорит:

– Прости меня, Тая. За всё прости, – и заплакала.

А я хоть и сказала, что Бог простит, и я прощаю, а сама сердцем не могу забыть всего того, что пережила от неё. А значит, не простила? Ведь если простила, значит, и забыла нанесённую обиду? Сбередила она мои раны на душе своим прощением. Я вот иду и думаю. Раз так, значит, знала, что делала мне больно? А зачем? За что? Я никогда ей зла не делала. Терпела её обиды, но перед людьми не славила. Много лет я пробовала понять её и простить, но не могу и всё тут. Всего не расскажешь, всех обид не перечесть. Не мелких, нет. А таких, после которых сна лишаешься. Умом не понимаешь, зачем так подло поступать с женщиной, которая тебе никакого зла не делала и не помышляла даже. Которую ты прилюдно дочкой своей величаешь? Зачем делать больно той, которую любит твой сын и с которой у него всё ладится и в жизни и на работе?