Дарья Донцова - Ночной клуб на Лысой горе

Дядя Феликса хлопнул ладонью о стол:

— Ха! Рекламу котлет видела?

— Нет, — ответила я.

Игорь расхохотался, вынул из кармана телефон, постучал пальцем по экрану и сунул трубку мне под нос. Я увидела шатенку со стрижкой каре, одетую в белую маечку, обтягивающую пышную грудь, широкую синюю мини-юбку с красным поясом, обнажавшую стройные ноги в красных же туфельках на каблучке. А вот лица ее было не разглядеть, потому что его почти полностью закрывали две большие румяные котлеты. Я вздрогнула, а потом сообразила, что это очки.

— Жуть, да? — веселился Гарик. — Где лицо? Лоб закрывает челка, на носу бифштексы, на виду только губы, которые бордовой помадой намазюкали, и подбородок. А уж поет красавица… Вообще чума!

Вытянув руку, Игорь нажал на экран.

— Тра-ля-ля, тра-ля-ля, — зазвучало из трубки, — котлеты, котлеты, котлеты мои, прекраснее нету котлет…

— В общем, кошмар, — резюмировал сынок Зои Игнатьевны. — Как можно влюбиться в такое? И как она смотрела сквозь бифштексы?

— Наверное, в них маленькие дырочки сделали, — предположила Маша.

— Она — манекен, — напомнил Юра. — Зачем ей глядеть? Могу объяснить, как куклу плясать заставили. Это как раз просто и понятно. Изумляет другое: как можно испытывать любовь к женщине, не зная ее характера? Разве это реально — воспылать страстью, просто увидев ее на экране?

— Что пристали? — пожал плечами наш «гений». — У Геннадия спросите. А мне по барабану, почему он на герлу запал.

— Фигура у нее красивая, — заметил Юра.

— У Нинки такая же, — усмехнулся Гарик. — Да только Погодин всех своих секретарей заставляет носить балахоны.

Маневин взял у него телефон.

— Девушка-повидло! Вот оно что…

— Ты о чем? — удивилась я.

— В советские времена рекламы было мало, — вздохнул Феликс. — Помню вот эту: «Всем давно узнать пора бы, как вкусны и нежны крабы». В СССР народ любил мясо, от крабов нос воротил.

— Да ну? — удивилась Маша.

— Мне сейчас вспомнился плакат с толстощеким младенцем, очень похожим на хомячка, — оживилась я. — Он держал в руке ложку, сверху шла надпись: «А я ем варенье и джем». Еще был другой, с девушкой в стиле пин-ап. Странно, что это разрешила коммунистическая цензура — модель олицетворяла, как тогда говорили, «буржуазный образ жизни».

— Вот! — поднял указательный палец муж. — Как раз об этом я и хотел рассказать, да ты меня опередила. Помнишь, как выглядел плакат?

— Да, — кивнула я, — тоненькая темноволосая девушка в белой блузке и в коротенькой широкой синей юбочке с красным поясом, на ногах красные же туфельки на каблучке. Ах да, у нее была необычная для тех лет прическа: челка и прямые волосы. Типичный пин-ап. А у советских дам в моде были тогда локоны. Единственное отличие от любимых американскими шоферами картинок — у девушки с нашей рекламы не видно лица, модель держала на уровне носа две банки консервов. Полукругом шла надпись: «Морская капуста — полезно и вкусно». Все мальчики из нашего класса были влюблены в эту девушку, она казалась им невероятно сексуальной. Реклама висела в витрине магазина рядом со школой, и ребята на переменах около продмага пропадали. В конце концов классная руководительница догадалась, где ученики проводят свободное время, и устроила директору гастронома скандал, причем кричала так, что ее вся улица слышала: «Уберите этот разврат! Здесь дети!» И плакат исчез.

— Много лет назад у дома, где жил Гена, тоже висела эта реклама, — пояснил Маневин. — Я мимо нее равнодушно проходил, а Погодин простаивал возле картинки часами. Нам было по четырнадцать лет. Как-то раз мой друг сказал: «Женюсь на ней». Я развеселился. «Через десять лет она старухой станет. Будет у тебя бабка на кухне». И мы подрались.

— Вот эта реклама? — спросил Юра, поворачивая ноутбук.

— Да! — хором отозвались мы с мужем. — Где ты ее нашел?

— В Интернете, где же еще? — удивился парень. — На странице про плакаты советских лет. Девушка — один в один манекен с котлетами. Только одежда слегка другая, на современной не блузка, а майка, нет банок в руках, а на носу дурацкие очки.

— Погодин увидел копию своего подросткового секс-символа, — кивнул Маневин. — Детские впечатления самые острые, вот почему он влюбился в «актрису».

— Чем вам помешала Балабанова? — осведомился Дегтярев.

— Да все эта дура Нина… — обозлился Игорь. — Сейчас расскажу. В тот день, когда я Нинку под видом актрисы к вам привез, мы из машины вышли, а мимо Вероника идет. Увидела нас, остановилась, на секретаршу уставилась и говорит: «Интересное кино, вы мне очень рекламу котлет напоминаете. Прямо копия». И Кузнецова запаниковала: «Ой, она нас выдаст». Я стал ей объяснять: «Баба ничего не знает, просто удивилась твоему сходству с девицей из ролика. Не надо паниковать». Но дурища не послушалась меня и побежала за Вероникой. Я поспешил следом. Она догнала Балабанову, схватила за руку и понесла: «Я ничего плохого не задумала, сходство случайное, честное слово, не хочу сделать ничего дурного…» Ника, естественно, сразу просекла, что дело нечисто, и заявила: