Надежда Арусева - Солнечный дождь из черной дыры

На второй ступеньке лестницы, ведущей в дом, лежала кошка. Огромные глаза слепо уставились вперёд, жёлтая львиная шкурка поблёскивала, лоснилась в рассеянном свете фонаря. Не было видно крови, она лежала мёртвая, сложенная пополам в обратную сторону. Кто-то сломал ей позвоночник.

– Вера! Стас! – взахлёб рыдал Вадик. – Посмотрите! Это как же?! Это кто же?! Это же кошка! Посмотрите, это моя Клеопатра?

Надежда, что это чья-то чужая кошка, забрезжила в его нетрезвом мозгу, и он побежал в дом, расталкивая столпившуюся на пороге семью.

– Клео! Клео! Девочка моя! Иди ко мне скорее! Кис-кис-кис…

Он бегал и плакал. Кошка не отзывалась. Тогда он снова выскочил из дому. Вера уже подняла кошку, в её смерти сомневаться не приходилось, как и в том, что это Клеопатра. На ней был кожаный модный ошейник, подаренный когда-то Ларой.

Вера принесла кошку в дом и завернула в полотенце.

– Посмотри, посмотри, – требовал Вадик, – может, она живая?

– Нет, Вадик, мне так жаль, – Вера чуть не плакала.

Юлька подошла к отцу и осторожно погладила его по руке:

– Не расстраивайся, пап…

Он оттолкнул её руку и заорал:

– Кто это сделал?! Это кто-то из вас?! Я знаю! Вы все её ненавидели! Мою кошечку! Мою девочку! У меня последняя отдушина в жизни оставалась! Вы меня не понимаете, не жалеете!

Он подскочил к столу и залпом опрокинул рюмку, налил и выпил ещё. Потом тяжело опустился на стул, закрыл руками лицо и зарыдал.

– Что с ней делать-то теперь? – растерялась Вера.

– Что делать? – передразнила её бабка и тихо, чтобы не слышал Вадик, скомандовала. – За двор на помойку отнеси да и вся недолга.

Но он услышал:

– Что?! Мою кошку на помойку?! Как ненужную вещь?! Как мусор?! Чтобы её там собаки рвали?!

– Так она ж дохлая, – не поняла бабка.

– Это же друг! Это же родная душа! А вы на помойку?! Она с вами бок о бок три года жила, радовала. А вы…

– Вера Борисовна, где можно лопату взять и коробку? – Стас взял дело в свои руки и заговорил с пьяным Вадиком, как с расстроенным маленьким ребёнком, – Вадим Вадимович, мы кошку похороним, она на нас обиду держать не будет. Всё как надо сделаем.

– Стасик, сынок, ты меня понимаешь?! Как можно? – пьяно всхлипывал Вадик. – Она ж член семьи… На помойку… Чистую душу… Кто ж её так?.. Что за нелюди?.. Похорони её, сынок, прошу тебя…

Вадик не пошёл провожать в последний путь Клеопатру, а остался оплакивать её за столом.

Утром на работе Юлька нашла на столе новое письмо. А она так старалась забыть про первое и уже почти внушила себе, что эта злая шутка не будет иметь продолжения. Хотела было выбросить письмо, не читая, но потом подумала, вдруг оно наведёт на мысль об авторе.

Приветствую тебя, рыжая тупица!

С приездом! Скучала по мне? Продолжим раскрывать твои подслеповатые глазёнки на реальное положение вещей? Говорят, лучше горькая правда… Сегодняшнее письмо я посвящу твоим жалким умственным способностям. Тебя терпят здесь из жалости, только потому, что за тебя просила твоя покровительница с кафедры экономики. Ты ешь чужой хлеб, в твоих услугах здесь не нуждаются. Сложить три цифры может любой. От тебя было бы больше проку, если бы ты взяла ведро и швабру. Здесь работают учёные, а ты способна только подтирать их плевки с пола. Иди в уборщицы. Ведро, тряпка и швабра – твоё призвание!

До встречи!

Не целую! Противно!

Не навело… Это была какая-то ядовитая и беспредметная грязь. В голове не укладывалось, кому Юлька могла так насолить? Путешествие в другую жизнь закончилось. Дома всё как обычно, только злость вышла за границы семьи.

Пил Вадик уже более двух недель, больше недели не выходил из дому. Стол, диван, туалет. Вадик думал о Ларе, вспоминал какие-то счастливые моменты, много придумывал. Хотелось выговориться, до зуда в селезёнке! Можно было пить с приятелями, но выслушивать его там не стали бы, мелодрамы в их кругах не приветствовались. Отдушиной стал сын. Вадик, конечно, чувствовал, что не очень правильно рассказывать сыну подробности отношений с любовницей, но гнал от себя эти мысли. Стас не был слюнявым маменькиным сынком, он должен понять отца как мужчина мужчину. Иначе зачем сын? Как только Стас появлялся у них дома, Вадик требовал его к себе и рассказывал, жаловался, плакал, пока у него не отключалось сознание и он не засыпал прямо за столом. Тогда сын перетаскивал Вадика на диван, заботливо накрывал пледом и уходил спать сам. Чаще всего уже на рассвете.