Андрей Дрожжин - Одураченный случайностями (Борщ)

В квартире все оказалось на своих местах, никакого погрома и беспорядка, кроме собственноручно созданного, не обнаружилось. Но внутри все-таки кто-то побывал. О визитерах сообщила, лежащая не на своем месте, моя большая телефонная книжка. По старой доброй привычке все новые контакты я из мобильника дублирую в нее, но делаю это нечасто по причине редко появляющихся достойных этой книги персонажей. Поэтому и храню свою телефонную книгу в самом неудобном нижнем ящике письменного стола. Теперь же, когда наступила пора записать в нее номер Борща, она оказалась во втором ящике сверху, а несколько записок из нее остались в нижнем. Пара или тройка исписанных листочков валялась под столом. Незваные гости явно пытались найти контакты неизвестных мне, но активно навязываемых Борщом и Колмыковым, новых друзей: Игоря, Юрия, Константина и Олега Попова. Поворошили прихожане немного и стопку лежащих на столе разных черновиков и рукописей, но, чтобы разобраться в написанном, необходимо было прочитать в короткий срок много букв. Вероятно, даже слишком много.

Я тут же позвонил Санычу и рассказал о происшествиях последнего дня.

– Поехали со мной. Послезавтра утренним рейсом улетим, – сказал он.

– Ну, улетим на две недели… Ну на три, на месяц. Все равно же возвращаться придется.

– Зачем? Я тебе как раз и говорю, что возвращаться не надо. Это единственное место на планете откуда можно не возвращаться и ничего тебе за это не будет.

– Как?

– Очень просто. Там живут сотни людей отовсюду, которые и не думают о возвращении. Это теперь их дом, их родина и никуда они оттуда не уедут.

– Как то есть? Депортируют их и все. И еще въезд в страну закроют.

– Ты с луны что ли свалился? Куда их вышлют? У них и паспортов-то нет. Они приехали туда жить и никогда не скажут представителям власти откуда прибыли. Да и не нужны они никому. Индийцы ими не занимаются. Мирные люди, живут себе и живут.

– А паспорта их где?

– В океане. Приезжают, встают вечером в океан по колено на закате и под барабаны рвут паспорта и выбрасывают в воду. Как ритуал. А потом все обнимаются, целуются. Вот и все, – так и становятся братьями навек. Свобода, равенство, братство!

– Это я сегодня уже слышал…

– Чего? Поехали, увидишь!

– А сам останешься?

– Не сейчас, я ж тебе два дня назад говорил. Но потом, обязательно.

Всю ночь мне не давал спать бой барабанов в моей голове. Вместе с ним пение, смех, лай, разговоры. Виделись картины стоящих в свете лунной дорожки людей, подбрасывающих вверх клочки своих порванных паспортов. Как разноцветные блестящие конфетти в свете циркового прожектора они недолго играли разными цветами и падали на гладкую поверхность ночного океана. На берегу вокруг костра сидят человек тридцать, несколько человек стоят. Разговаривают на разных языках, смеются, что-то пьют, что-то курят. Не смолкают барабаны, кто-то поет, носится и радостно лает, перепутавшая время суток рыжая индийская собака. А я никак не могу понять: надо ли мне все это? Смогу ли я так? И так ли все наяву?

Снова вспоминаю разговор с Санычем.

– А чего я там буду делать? – спрашиваю я.

– Все и ничего. Также, как и все остальные. Все – это все, что сможешь, ничего – все, что не захочешь.

– Но что-то же там надо делать?

– Кто тебе не дает там писать?..

Потом опять барабаны, собака, поцелуи, ром, песни, люди, какой-то старый гуру со своей молодой, едва одетой скво и так по кругу.

В подобных полусонных размышлениях наступает утро, которое разрывает телефонный звонок.

Борщ назначает сегодняшнюю встречу. Не знаю, как после таких ночных барабанов мне настолько быстро приходит в голову соврать ему, что вчера крепко выпил, всю ночь курсировал от кровати к унитазу, поэтому сегодня встретиться просто не в состоянии. Пообещал, что завтра к полудню буду готов «на все сто». Захар буркнул в ответ, что они с Александром Анатольевичем во всем идут мне на встречу, а я только пользуюсь их добротой и «тяну резину». Вот полковник, например, даже готов «закрыть глаза» на все мои истории, готов поверить в совпадения и выдумки, но просит только об одном: помочь в поимке Синькина. Я, специально драматизируя свое якобы плохое самочувствие и, чуть не плача, от благодарности за их благосклонное ко мне расположение, трагическим голосом пообещал. Борщ чуть смягчившись, предвкушая, вероятно, окончательную свою победу сказал, что перенесет встречу, но не даст мне возможности разочаровать своего начальника.