Александр Исхаков - Турбомент

Егору Ка приказом Министерством Внутренних Дел по приморскому краю было присвоено звание майор, медаль «за заслуги в службе в особых условиях», почетная грамота и благодарность МВД, именные часы, отпуск и крупная денежная премия. Несмотря на все это Ка все равно написал жалобу на Виноградова, где в черных красках изобразил как глупый сержант все время мешал и препятствовал оперативно служебной деятельности по охране общественного порядка и противодействие преступности, однако, когда понял, что начнутся разбирательства и все узнают, что вовсе не он обезвредил опасную банду и спас город жалобу свою забрал.

«Эпилог»

За вклад в укрепление правопорядка Виноградову тоже дали грамоту и отгул один, его Женя решил провести дома с Диной. Наконец Виноградов смог выспаться. В обед ребята сели на кухне и стали пить чай, точнее чай пил только Женя, Дина пила кофе-американо, параллельно цепляя длинными худыми пальцами грамоту на стенку.

– Как ты узнал?

– Что узнал?

– Что операторы кол-центра сливают информацию клиентов.

Виноградова никак не мог понять, как у Соколовой получается читать мысли.

– С чего ты взяла, что это я?

– А кто? Твой идиот Егор Ка смог сам до такого додуматься? Не смеши меня.

– Ну смотри. Кроме воинских частей предприятий в Артеме особо нет, найти работу сложно тем более женщине, не на завод же железобетонных изделий идти в самом деле? Вот я и подумал, что кто-то из преступников, друзей или родных наверняка работает в пейджинговой компании, может владеть важным объемом информации о своих клиентах, пользоваться ей и соответственно передавать ее.

Соколова улыбнулась ослепительно, как всегда.

– Как не справедливо. Люди даже не знают кто настоящий герой. Не обидно?

– Главное, что ты знаешь, мне этого достаточно.

Диана провела ладонью по Жениной щеке, встала, взяла со стола зажигалку и сигарету и открыла окно, через дорогу рабочие уже снимали со столба информационные щиты с предупреждением для водителей об особой обстановке в городе.

Осенью 1999 года во дворе собственного дома Виноградов случайно встретил и узнал лучшую и единственную подругу Сакуровой Катю Суботину, та самая девочка студентка из больницы в которой лежала Софья. Как она здесь оказалась Женя спросить забыл. Когда закончились дежурные «привет, да как дела?» Катя поинтересовалась не жалеет ли он о том, что расстался с Сакуровой, и не скучает ли он. Когда Виноградов ответил, что нет, Суботина не расстроилась, она взяла и вынула из сумки толстый глянцевый журнал на японском языке. Издание было посвящен главному событию года, Токийской автомобильной выставке. На обложке, кроме иероглифов, элегантно облокотившись на новый концепт от «Lexus» стояла девушка с белыми как лист волосами и глазами синими как океан. Это была конечно Сакурова. Женя, улыбнулся, сказал – спасибо, вернул журнал и пошел домой. Катя долго смотрела как, он уходи, а потом с ней случилась настоящая истерика.

– Она принцесса и фотомодель, а ты никто! – Изо всех сил срывая голос кричала в след Суботина.

Но наглый мент совсем не реагировал, он просто молча продолжал удаляться. Тогда Катя в бессильной злобе схватила с земли кусок асфальта, бросила его и попала прямо в голову, но Виноградов даже не обернулся. Суботина продолжала орать и вопить до хрипоты захлебываясь слезами, орала до тех пор, пока Женя не скрылся из виду. Больше Катю Суботину Виноградов не видел. Женя забежал в подъезд прикрывая голову рукой, он чувствовал, как по спине скользил теплый ручеек, Винни убрал от затылка руку и посмотрел на ладонь, которая была вся в крови.

«Лирика»

Однажды зимой Дина проснулась очень рано, намного раньше обычного. Даже по пятницам Соколова спала до полудня. Кажется, ей что-то снилось, но вспомнить конкретно что, она не могла, вроде это были цветы вишни на виноградной лозе. Ни раз и не два она пробивала уснуть снова, но этого у нее не получилось. Соколова свалила этот странный сдвиг в голове на возраст и нервы, все-таки уже не восемнадцать. Потом она долго ходила кругами по квартире, искала сигареты. Свои сигарет она все-таки обнаружила в ванной на краю раковины они намокли и некоторые сломались. Сделав из двух сигарет одну, она пошла варить кофе. Можно сходить купить новые – подумала она. Магазин стоял совсем рядом, из двора через арку и к дороге, как раз пока варится кофе можно было успеть. Соколова открыла окно. За ним был пустой двор, сумерки и морозное утро, лед и иней на деревьях тоже присутствовал. Двор и правда казался безлюдным, кроме белой собаки, которая гуляла по земле и одинокой фигуры человека внутри заваленной мусором крытой металлической с прутьями беседке. Докурив Соколова отправилась мыться. Когда она вернулась то за окном светило солнце, а напиток давно был готов. Налив себе чашку Диана подошла к окну снова, и снова ничего интересного не увидела, исчезла даже собака, а вот девушка в беседке как сидела, так и продолжала там сидеть на том же месте. Она была одета в японское национальное платье типа кимоно, а голову украшала традиционная прическа. Сперва Соколова не предала картине большого значения – мало ли под новый год пьяных и ряженных, но походу стала соображать, что к чему. Соколова ударила кулаком в косяк от чего с рамы посыпалась краска и зашевелилось стекло, но выдохнув позвонила Жене. В сообщении было всего три слова. «Быстро едь домой». Прямо в домашней обуви и коротенькой меховой курточке Дина вышла на улицу. Соня сидела на холодной металлической лавке опустив голову вниз, слезы замерзли и покрыли белые щеки прозрачной коркой льда, а из-под щелокового платка, намотанного на руку на лед лилась кровь. Соколова хотела подойти и поняла, что не может этого сделать. Диана панически боялась крови. Конечно Соколова звала ее и даже кричала, но девушка из беседки не шевелилась. Не зная, что делать Дина решила пока сходить позвать кого ни будь помочь ей, однако людей поблизости не было. Когда Соколова вернулась Соня встретила ее в той же позе. Живая она или нет понять было сложно, пар изо-рта, который указывал бы на дыхание не шел, зато кровь лилась не переставая. Женя примчался через минуту. Без разговора схватил из машины одеяла обернул им хрупкую тушку Сакуровой, взял из аптечки ждут и бинты и принялся разматывать шелковый платок с запястье. Здесь Соколовой стало совсем плохо. На кисти левой руки отсутствовал один палец, если более точно, то мизинец. Еще ей показалось непривычно жутким то что за все время экзекуции Виноградов даже глазом не моргнул, он обращался с жуткой раной и перевязочным материалом так как будто до этого делал это уже много раз. Захрипев от боли Соня наконец пришла в себя. Они долго смотрели друг на друга, у Сакуровой снова потекли слезы.