Гарри Кемельман - Часы Сайруса Картрайта

Когда наконец он уверится, что все часы идут точно минута в минуту, то говорит: «Что ж, уже довольно поздно» — и поднимается наверх в свою комнату. Ровно через 15 минут он зовет меня, и когда я поднимаюсь, то застаю его уже в постели. «Я забыл закрепить окна», — говорит он.

Я открываю окна на один дюйм вверху и на один — внизу. Тут мне приходится потрудиться, потому что, открой я окна чуть больше, он скажет, что замерзнет до смерти, а чуть меньше — что задохнется от жары. Но в конце концов я добиваюсь совершенства в этой скромной работе, и тогда он говорит: «Ах да, мои часы, будь добр, Джек». Это означает, что нужно взять его карманные часы, которые он оставил на письменном столе, когда раздевался, и положить их на столик рядом с кроватью.

Сколько я себя помню, мне всегда приходится выполнять эти мелкие просьбы. Я уверен, что настаивает он на них, чтобы таким образом закрепить наши отноше­ния. Пока я отсутствовал, он, должно быть, и сам неплохо справлялся со всем этим, но в первый же день по приезде мне пришлось возобновить исполнение прежних обязанностей...

Чисхольм оглядел слушателей, как бы желая убе­диться, что герои его рассказа и отношения друг с дру­гом ясны для нас. Я одобрительно кивнул, и он продол­жал:

— Джек собирался уехать в воскресенье утром, и, естественно, мы ждали его в гости в субботу, но он пришел только к вечеру, после ужина, разгоряченный и злой.

— Надо же, — возмущался он, — сегодня, в самый жаркий день лета, мой дядя нашел для меня целую кучу поручений! Мне пришлось объехать весь округ, а он даже не дал свою машину. А вы, держу пари, целый день загорали. Может быть, махнем сейчас на пляж, иску­паемся?

Было видно, что ему очень хочется искупаться, и хотя мы с Доблом действительно весь день отдыхали, было все еще жарко и влажно, и мы согласились. Захватив с собой пиво и не заботясь в столь, позднее время о купальных принадлежностях, мы отправились к воде. Тем временем погода менялась. Небо заволокло тучами, посвежело, а воздух стал таким густым, что казалось, надвигается ураган. Поэтому пришлось прервать купание, и мы вернулись домой.

Разговор на клеился, атмосфера была какая-то напряженная. Джек, возможно из-за завтрашнего отъезда, был необычно тих и молчалив. Примерно в половине двенадцатого он встал, потянулся и сказал, что ему пора уходить.

Мы пожали друг другу руки, и он направился к выходу. Но вдруг остановился у двери и вернулся, чтобы взять удочку и ружье. Казалось, ему очень не хотелось расставаться с нами, и Добл, почувствовав это, сказал: «Мы тоже прогуляемся с тобой, Джек».

Джек с благодарностью кивнул, и мы втроем вышли из дома в темноту ночи. Шли медленно. Джек нес на одном плече ружье, на другом удочку. Я попросил у него ружье, но Джек отдал мне удочку. До самого дома его дяди мы не проронили ни слова. Должно быть, Джек неправильно истолковал мое молчание и объяснил свое поведение тем, что не любит расставаться с ружьем. Он ласково погладил ствол, затем приложил приклад к плечу и прицелился в бочку, стоящую рядом с домом.

— Не стоит этого делать, Джек, — сказал Добл. — Ты разбудишь своего дядю.

— А пошел он к черту, мой дядя, — небрежно ответил Джек и, прежде чем мы успели остановить его, нажал курок.

В ночной тишине выстрел прогремел, как удар грома. От неожиданности мы, как мальчишки, кинулись за забор, ожидая каждую минуту, что из открывшегося окна услышим гневный голос старого Картрайта. Несколько минут мы лежали не шелохнувшись. Но все было спокойно. Мы поднялись из укрытия, и Добл сказал:

— Иди-ка лучше спать, Джек. Кажется, ты сегодня выпил слишком много пива.

— Наверное, ты прав, ответил Джек. Толкнув калитку, он обернулся и добавил: — Подождите минутку. Вроде дверь в дом закрыта, а ключа у меня нет.

Мы смотрели, как он торопливой походкой идет по дорожке, ведущей к дому. Но почти у самого входа вдруг резко остановился, как бы в нерешительности, постоял несколько секунд, затем повернулся и побежал обратно к нам.

— Добл, ты не пустил бы меня переночевать? — спросил он почему-то шепотом.

— Ну, конечно, Джек. Что, дверь закрыта?

Джек ничего не ответил, и мы прошли почти половину пути к нашему дому, когда он сказал:

— Я не проверил, закрыта ли дверь.

— Мы это видели, — заметил я.

Опять наступило молчание, но когда мы уже поднимались на крыльцо, из-за облаков внезапно выглянула луна и в ее мерцающем свете я увидел, что лицо Джека смертельно бледно.

— Что с тобой, Джек? — воскликнул я. Ответа не последовало. Я положил руку ему на плечо и снова спросил: — Тебе плохо?