Дарья Донцова - Вечный двигатель маразма

– Мне теперь к онкологу?

– Зачем? – удивился врач.

– Так я же больна раком, – вздохнула Ксения.

– Откуда вы взяли этот бред?

– Сами моей дочери правду сообщили, а она ее мне передала. Скажите честно: сколько мне осталось?

– Понятия не имею. Лет сорок, пятьдесят. Вы в прекрасной форме, операция прошла успешно. Разрабатывайте ногу, не ленитесь, тогда не будете хромать, – сказал хирург, – рака у вас никогда не было.

– Но дочь!..

– Я с ней не встречался.

– Она рассказала, что… А-а-а! Наверное, Люба общалась с вашим коллегой.

– У нас каждый ведет своих больных. Чужих не касается».

Я встала, подошла к окну и открыла его.

– Душно тут. Далее Ксения Петровна разоткровенничалась с хирургом, рассказала ему про размен квартиры. Врач мрачно процитировал фразу из романа Булгакова «Мастер и Маргарита»: «…обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их». И Ксения поняла: ее обманули, дочь просто хотела жить одна, без нее, и решила проблему. С той поры, по утверждению автора, она с Любой не виделась.

– Сказать нечего, – поморщился Степа, – попадались мне на жизненном пути разные люди. Некоторые родителей ненавидели. Но Любовь Сергеевна отдельный экземпляр.

– Понимаешь важность последнего отрывка, который я процитировала? – спросила я. – Что в нем главное?

– Ты прямо как Инна Герасимовна, учительница немецкого, – засмеялся муж, – любила она меня к доске вызвать, помариновать там, спросить: «Какая основная мысль в рассказе про мальчика Ганса?» Двойку нарисовать, и свободен.

Я отошла от окна.

– В момент беседы Ксении с врачом, когда мать сообразила, что обожаемая ею Любочка очень жестока, она ей легко соврала про рак, ничего, кроме денег, дочурку не волнует, в этот час кто присутствовал при разговоре?

– Доктор и больная, – протянул Степа. – Я понял, куда ты клонишь. Что книгу написала Ксения Петровна. Но…

– Только не говори про медсестру, которая сидела в кабинете или затаилась в соседнем помещении, – предупредила я.

– Я хотел сказать другое. Зачем Ксении позорить дочь? – спросил Степан.

Я потерла живот.

– Матерям тоже свойственны обидчивость и мстительность. Думаю, балерина не ставила целью опозорить дочь.

Степан поднял бровь.

– Написав этот пасквиль? Любовь утверждает, что все ложь.

– Возможно, мать и присочинила некоторые детали, – вздохнула я, – или по истечении лет у нее память ослабла. Но обрати внимание. Издан всего один экземпляр. Люба есть в соцсетях?

– Конечно, – кивнул Степан, – почти во всех присутствует, похвастаться миллионами подписчиков не может, если суммировать читателей, у нее их около пятисот.

Я села рядом с мужем.

– Что мешает Ксении подписаться на всех и транслировать им правду про дочь? Или выпустить, например, сто экземпляров книги и отправить ее… да хоть бывшим одноклассникам своей дочери?

– Вспомни, сколько лет балерине, – остановил меня супруг, – небось она ничего про Интернет не слышала.

– Вот не надо делать из людей пожилого возраста дураков, – остановила я Степу, – пенсионеры активные пользователи сайтов, которые посвящены саду-огороду, кулинарии, воспитанию внуков, культурным мероприятиям, здоровью, физкультуре. Там очень активная жизнь идет. И, если мы предполагаем, что книгу написала Ксения, то она ее по емейлу и прислала в издательство.

– Или у нее есть помощник. Надо поговорить с госпожой Гаскониной-старшей, – подытожил Степа.

Вечером, сев на кровать, я услышала голос:

– Съедено на шестьсот калорий больше. Нарушение диеты.

– Ну и приятного мне аппетита, – хихикнула я.

– Штрафная санкция двести приседаний, – продолжил тенор.

Я зевнула.

– Отличная идея, спокойной ночи.

– С кем ты беседуешь? – поинтересовался Степан, отрываясь от книги.

– Болтаю с поясом «Волшебник», – развеселилась я, – он меня упрекает в обжорстве. Предлагает заняться приседаниями.

Степа положил томик возле лампы.

– Сейчас?

– Да. Глупая идея, – закряхтела я, легла под одеяло, вытянула ноги, вздохнула, пробормотала: – Спокойной ночи, – и услышала храп супруга.

Степа засыпает, как будто в воду падает. Секунду назад он с вами разговаривал, и, хоп, словно его выключили. А когда супруг захрапел, разбудить его почти невозможно. С одной стороны, это очень удобно. Я могу смотреть телевизор, болтать по телефону, слушать музыку, муж даже не пошевелится. С другой… Мне не хочется смотреть романтическую комедию одной. Я тихонечко толкнула Степана.