Елена Логунова - Брачный вопрос ребром

– Обманул доверчивую девушку!

– А почему ты не хотел, чтобы Люся тебя выгнала? – недобрым голосом спросил Караваев. – Подкатить к ней хотел, да?

– Да вы что, Михаил Андреевич? – шокировался Эмма, который Витя. – Я? Подкатить к ней?!

– Эй, что за тон? – обиделась я.

– Она не поняла, да? – злорадно хохотнула женщина. – Вся в папу, тот еще был простофиля и нюня!

И тут Эмма-Витя выдал:

– Люся, я твой брат!

А женщина нарочито драматично простерла руки и сказала:

– А я твоя мать!

– Ну прям в индийское кино не ходи! – восторженно протянул Петрик. – Давайте-ка обнимитесь и спляшите танец воссоединения семьи!

– Так вот кто такая Вероника Суворова! – прозрел мой здравый смысл.

– Люся? Люся! – встревоженно позвал Караваев.

Секунд десять я молчала, потом откашлялась и безадресно попросила:

– А дайте мне что-нибудь тяжелое.

– Только не авоську! Только не красную авоську! – завибрировал догадливый Эмма-Витя.

Я огляделась, нашла авоську с поленом внутри, подняла ее с земли и тихо, вежливо, почти ласково сказала:

– Пошли вон отсюда.

– Я б пошел, да меня спутали в клубок! – с претензией сообщил молчавший дотоле мужик в обмотке из коврика.

– Тогда катись! – рявкнула я и замахнулась авоськой.

– Караваев, в укрытие! – крикнул Петрик, ретируясь за сарай. – Все, это не остановить, термоядерная реакция началась!

– Вон! – Я поддала поленом по кокону с мужиком, и он покатился, разматываясь.

Правильно покатился – к пролому в штакетнике.

– Все вон! – Я замахнулась авоськой на братца, и он запрыгал, как зайчик, в том же направлении, по пути умудрившись подхватить с земли маменьку.

– Убирайтесь ко всем чертям, это они вам родня, а не я! – В одну минуту я выдворила новоявленных родичей со двора и придала отступающим ускорение, послав им вдогонку собаку. – Питт, фас!

– Но, Люся, мы же так и не выяснили…

Караваев, знающий меня не так хорошо, как Петрик, высунулся из-за сарая и едва успел увернуться от летящего в него полена в праздничном первомайском убранстве.

– А я что такого сделал?! – донеслось до меня уже вместе с треском ломаемых при отступлении кустов.

– Да никто ничего такого не сделал! Вообще ничего нового не случилось! Все как обычно! – орала я, одной рукой размазывая слезы по лицу, а другой – с авоськой в ней – хаотично молотя по деревьям, кустам, столу, лавкам, стенам сарая и соседскому забору, отзывающемуся на удары раскатистым металлическим грохотом. – Это же нормально, что меня всю мою жизнь бросают и предают!

– А я…

– А ты за мной следил! Сумку с «жучком» подсунул! Использовал втемную!

– А ты…

– А я вас всех ненавижу! Мерзавцы, предатели, подлые вруны! – Крякнув, как метатель молота, я запулила авоську в темноту, погрозила враждебному миру кулаками и заорала в небо: – А-а-а-а-а!

После чего выдохнула, одернула на себе кофту и твердым шагом ушла со двора, держа курс на низко висящую луну. Каким-то чудесным образом в потемках миновала топь, в которой мы с Караваевым и Питтом барахтались при свете дня, вышла на мостки и села на краю шершавого деревянного языка, свесив ноги над речной водой.

– Давай уже, – разрешил мне внутренний голос.

И я разрыдалась.

На рассвете вода была бело-розовой, как натуральный клубничный йогурт. Наверное, так и родились сказки про молочные реки с кисельными берегами – их придумали бездомные бродяги, которым больше нечем было скрасить свою нелегкую жизнь.

– Может, хватит уже? – поморщился мой здравый смысл.

– В самом деле, это уже перебор, – поддержала его совесть.

– У нас есть регламент, когда страдать, а когда уже не страдать? – ехидно спросила я, и мой голос разбудил собаку, согревавшую меня со спины. – Тихо, тихо, песик! Вот скажи кому, что я провела ночь с Брэдом Питтом, ведь не поверят!

– Все, Люся в норме, она уже острит, – с облегчением оповестил мир мой здравый смысл.

Этим утром я проснулась на мостке над рекой в компании собаки. Не буду врать, это была не худшая из ночных компаний: в отличие от Вадика, например, Брэд Питт не толкался и не стягивал с меня одеяло.

– Кстати, откуда одеяло? – я рассмотрела упомянутый предмет и не узнала его.

В именьице никогда не было такого красивого пледа из натуральной овечьей шерсти.

– Дары троянцев? – предположил здравый смысл.

Дорогой плед логично сочетался с роскошной машиной. Я нахмурилась и даже хотела пинком сбросить троянский плед в реку, но потом решила, что одеялко-то ни в чем не виновато, оно меня не обижало, даже наоборот – согревало прохладной майской ночью. Поэтому я аккуратно свернула его, как шинель-скатку, повесила получившееся подобие мягкой трубы на плечи а-ля коромысло и пошла в именьице, на ходу просчитывая варианты дальнейшего развития событий.