Прохоров вздохнул. Нужно быстро напечатать хоть, что-нибудь, и убираться из управления, пока начальник снова не поимел его. Занеся оба указательных пальца над клавиатурой, единственные из десяти имеющихся в наличии, овладевшие премудростью печатания, и приготовившись печатать, Прохоров глубоко вздохнул… в широко распахнувшуюся дверь кабинета, ворвался вихрь цвета, звука и запаха.
— Нет, умоляю, скажите мне правду!!! Не надо ничего скрывать! — глубоким грудным голосом быстро проговорила дама внушительных размеров, в платье с замысловатыми узорами такого количества и яркости цветов, что у следователя зарябило в глазах. — Умоляю! Правду! Что с ним?
— С кем? — тупо спросил Прохоров, глядя на феерию цвета и вдыхая, одуряюще сладкий, цветочный аромат духов, исходящий от импульсивной дамы.
— С Юликом! — дама удивленно посмотрела на следователя и, видимо решив, что он не производит впечатления достаточно сообразительного человека, пояснила. — Наш сын, Юлик, Юлиан Краснов. Нам сообщили, что он… он… — выхватив, как заправский фокусник из сумки носовой платок, несчастная мать уткнулась в него лицом и шумно зарыдала.
— Римма. Римма, ну будет, будет. Прекрати. Все, наверняка, будет хорошо. Сейчас нам товарищ следователь все расскажет, — попытался успокоить, содрогающуюся в рыданиях женщину, вероятно, муж, и соответственно отец пропавшего актера.
— Мы, только ночью прилетели. Вернулись из отпуска. И с утра нам сообщили… — сказал Краснов старший. Он сохранял видимое спокойствие, но Прохоров заметил, что у него подрагивают руки, а смотреть он старается перед собой «в никуда», как часто бывает с людьми, охваченными большим горем и всеми силами сдерживающимися, чтобы не расплакаться. Прохорову стало, ужасно жаль этих двоих. Побывали люди в отпуске, отдохнули, получили заряд бодрости, приятные впечатления, а тут раз и узнают, что единственный сын, кровиночка, пропал.
— Присаживайтесь, — следователь сделал приглашающий жест. Вот что им сказать?!
Супруги Красновы сели напротив него. Прохоров открыл рот, одновременно соображая, что именно говорить убитым горем родителям, и в этот момент ему показалось, что в его кабинете протрубил слон. Мать звезды, высморкавшись, убрала платок и с надеждой посмотрела на следователя.
Сообщив родителям те скудные сведения, которыми он сам располагал, Прохоров, для их успокоения озвучил версию агента звезды, что есть вероятность, что пропавшие «сбежали» на несколько дней сами, и с ними все в порядке. Это сразу вселило в родителей надежду, как всегда бывает с людьми в подобной ситуации. Каждый хочет верить, что все будет хорошо, пока есть хоть малейший шанс. Несколько успокоенная и приободренная, Римма Николаевна Краснова принялась рассказывать о том, какой замечательный Юлик мальчик.
За полтора часа пребывания четы Красновых в кабинете, Прохоров услышал штук двадцать историй из детства Юлика, так что ему уже начало казаться, что он лично знал этого милого непоседливого карапуза. И еще штук двадцать историй из его уже взрослой жизни. Ни на минуту не закрывая рта, импульсивная Римма Николаевна то и дело вскакивала, обходила вокруг своего кресла, и, в очередной раз, убедившись, что кабинет следователя слишком маленький и в нем не разгуляешься, вновь усаживалась обратно на свое место. К концу их беседы у Прохорова началось головокружение и ему уже начло казаться, что он видит перед собой беспрерывно меняющуюся, пестрящую яркими цветами, картинку калейдоскопа. Очень даже импонировавший Прохорову сдержанностью и умением владеть собой, отец звезды на фоне жены казался безжизненным, лишенным эмоций, бесчувственным сухарем. Судя по фотографиям, если убрать немыслимые прически, серьги и другую ерунду, Юлиан Краснов, внешне, был копией отца, а вот характер и манера поведения явно были унаследованы им от матери.
Несмотря на шумность и несколько утомительную порывистость, Римма Николаевна, была достаточно милой женщиной. По крайней мере, в отличие от другой причастной к расследованию особы, ни она, ни ее муж никого засудить не грозились и связями не угрожали. Хотя тоже были людьми весьма состоятельными и знакомства, по имевшимся у следователя сведениям, тоже водили не с последними людьми.
В общем, когда расстроенные, но все же полные надежды, родители покинули кабинет, Прохоров испытал двойную радость. Во-первых, безумное разноцветье, наконец-то, не будет больше мельтешить у него перед глазами, а, во-вторых, эта весьма влиятельная пара, по крайней мере, пока, никакого скандала раздувать не собирается. А то так скоро и правда можно стреляться, и расследование на прежнем месте, и свидетели по делу грозятся всякими ужасами, и начальство рвет и мечет. Каждый норовит сделать жизнь несчастного, ни в чем не повинного следователя, еще более несчастной и невыносимой.
Читать дальше