Тамара Лисицкая - Двенадцать

— Смотри! — он распахнул «бардачок». Меня передёрнуло. В ворохе бумажек, карт, бланков, в куче кассет и пустых сигаретных пачек скромно поблёскивал кожаным футлярным боком фотоаппарат.

— Объяснись…

— Милая моя! Я начинаю понимать свою человеческую задачу наконец-то! Мы с тобой однозначно участвуем в грандиозном шоу! Всё происходящее с тобой не есть признак твоей исключительности! Со мной это всё тоже происходило! Я был не случаен — понимаешь?

— Нет.

— Это не страшно! Когда-нибудь нам всё объяснят, наградят и спросят о планах на будущее! Помни, мы — избранные!

Он вертел головой, тормошил меня, выскакивал на встречную полосу.

— Утром сегодня Лев Петрович долго мучился, бродил по квартире, интересовался тобой, услышал о нашей поездке, приставил палец ко лбу и дал мне этот фотоаппарат! Понимаешь?

— Нет, — не понимала я, и мне становилось всё страшнее.

— Я тоже не понимаю! Но ты согласна, что мы с тобой действуем синхронно, подчиняясь непонятной пока нам программе? Согласна, что мы наблюдаем пример явной систематизации необъяснимого бардака? Уф, мне даже легче дышать стало… Здесь уже не может идти речи о совпадениях, согласна? Мы на пороге решения нашей с тобой — заметь, НАШЕЙ С ТОБОЙ — проблемы. Тебе стало легче от ощущения дружеского плеча рядом?

Мне не стало легче. Мне стало ещё тяжелее, хотя тяжелее, по всем законам физики, логики и анатомии, быть не может.

— И… И что Лёва?

— А что Лёва. Такая же жертва обстоятельств. Ну не помню я случая, когда бы он добровольно взял в руки фотоаппарат, не помню. Не о нём сейчас думай, он свою передаточную функцию выполнил. Теперь сосредоточься на ощущениях. Ты, насколько я успел заметить, время от времени страдаешь приступами ясновидения. Заметь, в определённые моменты. И ведёшь себя в эти моменты крайне неадекватно.

Я стукнула его сумкой.

— Прекрасно. Неадекватность в наличие. Теперь расскажи об ощущениях.

Я злилась. Не так-то просто настроиться на сотрудничество, находясь в секторе ненависти к «сотруднику». Всё же получилось. Само собой получилось. Просто мысли с более сильным излучением выдавили всё остальное.

— Чувствую, что… меня тошнит…

— Дальше.

— Я чувствую, что… будет как всегда…

— А как всегда?

— Всегда убивают, а потом приезжаем мы…

— Теперь давай я «почувствую»… Дальше мы едем в «Вечерку»…

— В «Вечерку»? Нет, не выйдет! Я уже высказала твоей Инге Васильевне всё, что думаю насчёт этой эпопеи! Могу повторить ещё раз! Лора Ленская уехала, вышла замуж, лишилась писательского дара, умерла… Что угодно… Материалов больше не будет!

— Недоразумение моё, пойми, наконец, материалы будут! С тобой или без тебя! Ты мало следишь за общественной жизнью и не знаешь, что принесла Инге Васильевне столько денег, сколько тебе и не снилось… Твои материалы перепродаются в другие издания, их цитируют домохозяйки в очередях, и не за горами издание отдельной книженции… Жизненные и природные процессы имеют свойство — они не подчиняются одному человеку, даже такому продвинутому, как ты. Более того, Инга Васильевна будет благодарна, если ты исчезнешь без скандала, освободив территорию для её маневров.

— Но как она может маневрировать? Как? Я чувствую эти убийства! Я!

— Ты, ты, только не возгордись… Она может запросто договориться с ментами и вместе с ними выезжать на место преступления, может нанять десяток наркотов, которые всегда в курсе, где и что происходит в ужасном бандитском мире. Ты оказала ей неоценимую услугу — создала сенсацию. Будь уверена, она на холостом ходу ещё достаточно проедет… Более того — учитывая суммы, рейтинги, тиражи, её фанатичную тягу к деньгам и славе, её связи и голову, я могу предположить… Хотя зачем раньше времени обвинять несчастную, психически нестабильную женщину во всех смертных грехах? Поживём — увидим… Но я не намерен отказываться от денег, которые заработал честным участием и тратой собственного здоровья. Мне квартиру купить надо, новые джинсы, постричься… Я Инге Васильевне не позволю паразитировать на наших талантах… Я не очень представляю, как мы будем с ней бороться, но бороться будем, я сказал!

Мне стало почему-то легче. Во всяком случае, мы с Максом уже знали, что делать, когда стояли в частной квартире над несчастным трупом Ивана Ивановича Яковлева. Я — с мясницким спокойствием — указывала Максу детали, он прилежно фиксировал на плёнку, мы молчали и обменивались скупыми джеймсбондовскими жестами. Через семь минут мы уже ехали прочь. Я решила позвонить своему жениху.