Снаружи ночь была черна, как дверной молоток в Ньюгейте, [185] Ньюгейт — знаменитая лондонская тюрьма. Вплоть до середины XIX в. перед нею публично вешали ocуждённых; снесена в 1902 г.
с небес хлестал ливень; если в здешних краях ходят дожди, они вкладывают в это занятие всю душу. Мы нырнули в большую бледную машину Крампфа — со славным классовым чутьем хозяин согнал Джока на заднее сиденье к чемодану. Я учтиво спросил его, куда, по его замыслу, он нас везёт.
— А что — я подумал, вам захочется немного у меня погостить, — словно это само собой разумелось, ответил он. — У нас есть такая как бы очень приватная летняя резиденция на берегу Залива — теперь, я полагаю, моя. Там и хранятся картины. Особенно особые, понимаете? Вам же захочется их увидеть.
«Ох господи, — подумал я. — Только этого не хватало. Тайное убежище сбрендившего миллионера, полное "горячих" старых мастеров и холодных молодых любовниц».
— Было бы восхитительно, — сказал я. После чего: — Могу я поинтересоваться, как вам удалось так своевременно прийти нам на выручку, доктор Крампф?
— Ещё бы, легко. Ещё вчера я был претенциозным «кунсткеннером» с богатым папочкой — за всю свою жизнь я заработал на истории искусства едва ли сотню долларов. А сегодня я сам — сотня миллионов долларов, плюс-минус те несколько, что достались Иоанне; такие деньги в наших краях из тюрьмы вытащат кого угодно. Я не хочу сказать, что они идут на взятку или как-то — их нужно просто иметь. О, вы хотите спросить, как я здесь оказался? Тоже легко — я прилетел около полудня на ранчо, чтобы организовать вывоз останков: они отправятся в путь, как только с ними покончит полиция. Фамильный мавзолей в Вермонте; хорошо, что сейчас лето — зимой почва там промерзает так, что вам просто затачивают один конец и вгоняют в могилу кувалдой, ха-ха.
— Ха-ха, — согласился я. Мне папа мой тоже никогда не нравился, но я бы ни за что не стал говорить о нём «останки» на следующий день после кончины.
— Полиция на ранчо прослышала о «роллсе» и э-э… другом авто в одной куче, а потом им сообщили, что вас задержали. К тому времени там уже околачивались два парня из ФБР или какой другой федеральной конторы; вскоре после они уехали — сказали, что сюда. Я двинул за ними, как только со всем разобрался — на тот случай, если они натворят глупостей. То есть, я же знал, что человек с вашими взглядами на Джорджоне совсем гадким быть не может, ха-ха. Ну да, ещё бы — я знаю вашу работу, каждый месяц читаю «Берлингтон Мэгэзин», это программное чтение. В смысле, например, действительно нельзя до конца понять достижений Мондриана, [186] Пит Мондриан (1872-1944) — нидерландский живописец, создатель «неопластицизма» — абстрактных композиций из прямоугольных плоскостей и перпендикулярных линий, окрашенных в основные цвета спектра.
если не знать, как путь ему вымостил Мантенья. [187] Андреа Мантенья (1431-1506) — итальянский живописец и гравер; его искусство отличается строгой архитектоникой композиции, чеканностью форм, сильными ракурсами, иллюзионистическими эффектами.
Я тихо давился.
— И кстати, — продолжал он. — Я полагаю, вы везли моему отцу некое полотно. Не скажете, где оно сейчас? Наверное, теперь оно тоже моё?
Я ответил, что, наверное, да. Само собой, испанское правительство придерживалось, видимо, иной точки зрения, но они убеждены, что и Гибралтаром владеют, не так ли?
— Оно в «роллсе», вшито в обивку. Боюсь, вы столкнетесь с некоторыми трудностями, его извлекая, но, по крайней мере, оно сейчас в безопасности, нет? Да, кстати, есть ещё кое-какие кассовые формальности, до выполнения которых ваш отец не дожил.
— О?
— Да. Вообще-то как бы пятьдесят тысяч фунтов.
— Не слишком ли дешево, мистер Маккабрей?
— Э-э, видите ли, старине, который его умыкнул, уже заплачено. Пятьдесят кусков — это, собственно, только мой «пурбуар». [188] Чаевые ( искаж. фр.).
— Понял. Что ж, где и как вы их желаете? Швейцарский банк, номерной счёт, я думаю?
— Батюшки, нет, конечно. Я содрогаюсь, представляя, как они там лежат во всём этом шоколаде, сыре «грюэр» и Альпах. Как по-вашему, вы не могли бы перевести их мне в Японию?
— Само собой. У нас есть фирма разработчиков в Нагасаки; мы вас привлечем как э-э… консультанта по эстетике с контрактом на пять лет, скажем, и окладом 11.000 фунтов в год. ОК?
— Шесть по десять меня устроит так же славно.
— Договорились.
— Большое спасибо.
Он бросил на меня такой честный взгляд, что я чуть не поверил, будто он это всерьёз. Нет, конечно. То есть он не жалел мне пятидесяти тысяч — он был богат недостаточно долго, чтобы жадничать насчёт денег. Нет, я имею в виду другое: совершенно ясно, что в его спецификации я уже не вписывался множеством разнообразных способов, и соизволение мне жить дальше в его программу входить никак не могло. Здравые взгляды на Джорджоне не подразумевали привилегии оставаться в живых: я же могу протянуть ещё много лет — на горе себе и в обузу другим.
Читать дальше