Неумолимо шаткий шаг направит свой,
Топча вульгарные препоны?И падёт
Тростник под его зверскою пятой,
Когда слепая воля, древний род
Погонит его солнечной тропой
Исполнить волю жизни, пока лёд
Собою пажить крепко не скуёт.
«Два поэта из Круазика»
А вы знаете, утром мне принесли чашку чаю — и велли-коллепного притом. Если б ещё вспомнить название отеля, я бы вам его сообщил.
После чего меня угостили этаким восхитительно скрупулёзным американским завтраком — сплошь свежая грудинка, оладьи и сироп, — и мне он вообще-то не понравился.
Я спустился на элеваторе (!) в гараж поинтересоваться самочувствием «роллса», который, судя по всему, ночь провёл в неге. Буроватый малый не устоял и вымыл-таки ему окна — но лишь мыльной водой, как он поклялся, и я его помиловал и отстегнул ему от своих щедрот. Десять минут спустя я уже сидел в гигантском таксомоторе, причем — кондиционированном, нанятом на весь день за пятьдесят долларов; сумма выглядит невообразимо огромной, я знаю, но деньги здесь кошмарно мало стоят, вы удивитесь. Потому что их так много, понимаете?
Таксиста звали, судя по всему, Брат, а у него отчего-то сложилось ощущение, что мое имя — Дед. Я дружелюбно объяснил, что вообще-то оно — Чарли, но он ответил:
— О как? Ну что, оч приятно, Дед.
А через некоторое время я уже и сам не возражал — то есть я в чужом монастыре всё-таки, а? — и вскоре он уже возил меня по всем достопримечательностям Вашингтона, не щадя ни единой. Удивительно изящный и величественный город, хотя выстроен преимущественно из задрипанного известняка; я наслаждался каждой минутой. Неимоверная жара темперировалась приятным бризом, трепавшим хлопковые платьица девушек самым притягательным манером. Как только ухитряются все американские девушки разживаться такими аппетитными ногами: округлыми, гладкими, выносливо стройными? И если уж об этом зашла речь, почему у них у всех такие изумительные титьки? Крупнее, готов признать, чем нам с вами нравится, но всё равно восхитительные. Когда мы остановились у светофора, дорогу перед нами перешло особо упитанное юное существо — её ошеломительный бюст при каждом шаге подскакивал дюйма на четыре.
— Честное слово, Брат, — сказал я Брату, — что за бесспорно чарующее создание!
— Эт что ль дамочка сисястая? Не-а. В койке они как бы расплываются навроде лопнувшей глазуньи, только здоровые.
Мне от мысли об этом несколько поплохело. Брат затем перешёл к изложению своих личных вкусов в подобных вопросах, — которые я счёл пленительными, но до определенной степени диковинными.
* * *
Предполагалось — с некоторой долей истины, причём, — что работы Ван-Дейка [107] Антонис Ван Дейк (1599-1641) — фламандский живописец. Итальянский период его творчества приходится на 1621-1627 гг.
генуэзского периода представляет собой лучшую коллекцию портретов на свете. Я пришёл к подобной точке зрения сам в Вашингтонской Национальной галерее: пока не увидите их «Клелию Каттанео», едва ли можно утверждать, будто вы что-то видели вообще. Только в Галерее я задержался около часа: невозможно впитать много искусства сопоставимого богатства и красоты за один присест, а я намеревался взглянуть лишь на одного конкретного Джорджоне. Будь у меня время — не торопи меня этот лютый сержант, Смерть, со своим ордером, — я развернул бы перед вами историю-другую, но такие броски уже не засчитываются.
Вынырнув, уже полупьяный от неразборчиво смешанного искусства, я распорядился, чтобы Брат доставил меня в типичный салун для низов среднего класса, где можно глотнуть холодного пива и откусить кусочек ланча.
У входа Брат с сомнением оглядел меня — снизу вверх и обратно — и предположил, что нам следует подыскать что-нибудь «пофасонистее».
— Чепуха, дорогой мой Брат, — стойко вскричал я. — Это обычное здравое облачение — или прикид — английского джентльмена, следящего за модой, который собирается нанести визит Посланнику своей державы «ин партибус», [108] In partibus (infidelium)— «в странах (неверных)», в чужих краях. Выражение возникло в Средние века как добавление к титулу церковных деятелей, назначавшихся на должности епископов нехристианских стран, преимущественно — восточных.
и я уверен, что добропорядочной вашингтонской публике это известно. Как доблестно провозгласил сэр Тоби, «в одежке сей пристойно пить, а стал-быть — и в сапогах». [109] Фраза сэра Тоби Белча из комедии У. Шекспира «Двенадцатая ночь», акт I, сцена 3.
Веди меня.
Читать дальше