Кирил Бонфильоли - Эндшпиль Маккабрея [=Не тычьте в меня этой штукой]

Мною занялась череда хорошо сработанных юных дам — они, как на крыльях, вносили меня всё глубже в здание. Каждая была высока, стройна, гигиенична, грациозна и наделена поразительно крупными сиськами; боюсь, я, вероятно, даже несколько таращился. Внезапная остановка на всех парах (навигационный термин) произошла в приёмной полковника Блюхера, где и восседал сам Голос. Она, как и подобает, наделена была прекраснее всех прочих. Я бы решил, что печатать ей приходится на расстоянии вытянутой руки. Не успев моргнуть глазом — я имею это в виду совершенно искренне, — я был препровожден в сам кабинет, где худощавый, пышущий здоровьем юнец в военной форме предложил мне садиться.

Стул я узнал, как только приложил к нему свое седалище. Обитый блестящей кожей, передние ножки на полдюйма короче задних. Седоку такая мебель внушает смутную тревогу, ощущение преходящести, собственной неполноценности. У меня тоже такой есть — для усаживания парней, пытающихся сбагрить мне картины. Ни под каким соусом не собирался я мириться с такой дрянью, а потому незамедлительно поднялся и направился к дивану.

— Простите меня, — заискивающе проговорил я. — У меня, видите ли, свищ. Геморрой, понимаете?

Он понял. Судя по улыбке, которую он натянул на физиономию, я бы сказал, что у него самого только что случилось прободение. Он уселся за стол. Я воздел бровь.

— Мне назначено у полковника Блюхера, — сказал я.

— Полковник Блюхер — это я, сэр, — ответил юнец.

Хоть этот размен ударами всё равно проигран, я опережал в рокировке стул-диван: говоря со мной, юнцу приходилось изгибать шею и повышать голос. Для полковника он выглядел необычайно молодо, а форма странным образом сидела на нём плохо. Вы когда-нибудь видели американского офицера — куда там, американского рядового — в плохо сидящей форме?

Засунув сие соображение в ментальный кармашек для билетов, я обратился к этому человеку.

— О, а… — Вот какова была избранная мною фраза.

Вероятно, мне бы удалось высказаться лучше, будь у меня чуточку больше времени.

Он взял ручку и потерзал ею папку, лежавшую перед ним на сияющем девственном столе. К папке лепились всевозможные разноцветные флажочки, включая большой оранжевый с чёрным восклицательным знаком. У меня возникло мерзопакостное ощущение, что досье это, вероятно, озаглавлено «Достопочтенный Ч. Маккабрей», но по вторичном размышлении я решил, что папка тут просто для того, чтобы меня напугать.

— Мистер Маккабрей, — наконец произнёс полковник, — ваше Министерство иностранных дел обратилось к нам с просьбой почтить вас дипломатическим laissez-passer [59] Пропуск (фр.). на ваше имя на временной основе. Похоже, у них не имеется намерений аккредитовать вас в вашингтонском посольстве, или же любой иной легации либо консульстве, и нашему vis-a-vis [60] Визави, собеседник (фр.). в вашем Министерстве, судя по всему, о вас ничего не известно. Могу сказать, что у нас сложилось впечатление, будто ему это глубоко безразлично. Не окажетесь ли вы, быть может, любезны прокомментировать сложившуюся ситуацию?

— Не-а… — ответил я.

Похоже, это ему понравилось. Он поменял ручку и ещё немного поболтал ею в папке.

— Мистер Маккабрей, вы отдаёте себе отчет, что в свой доклад мне придётся внести цель вашего визита в Соединённые Штаты.

— Мне следует доставить ценное антикварное автотранспортное средство под дипломатическими пломбами, — сказал я, — а кроме того, я надеюсь немного посмотреть достопримечательности Юга и Запада страны. Старый Запад меня очень интересует, — добавил я с вызовом, нагло сознавая, что в рукаве у меня припрятана карта.

— Да, в самом деле, — вежливо отозвался полковник. — Я читал вашу статью о «Британских путешественниках XIX столетия по американскому фронтиру». Очень, очень занимательно.

У меня в рукаве, где должна была находиться карта, отчетливо подуло сквозняком: гадкое это чувство — знать, что кто-то занимался исследованиями по теме «Ч. Маккабрей».

— Нас не оставляет недоумение, — продолжал он, — зачем кому-то может понадобиться дипломатически пломбировать пустой автомобиль. Я понимаю, он и в самом деле будет пустым, мистер Маккабрей?

— Он будет содержать мои личные вещи; а именно: один чемодан изящной мужской одежды, столько же дорогостоящей галантереи, холщовую сумку книг для любого настроения — не слишком неприличного свойства, впрочем, — и запас сигарет и старого шотландского виски. Я буду счастлив уплатить за последнее пошлину, если вы предпочитаете.