Дарья Калинина - Сафари на Жар-птицу

Барон, только что носившийся вокруг своего хозяина широкими кругами, внезапно сгорбился, замедлил ход и жалобно закряхтел. Мол, куда домой? Рано мне еще домой. Но Сашу было уже не пронять этими штучками. Он понял, что Барон придуривается, чтобы продлить минуты прогулки.

И парень подпустил в голос стали:

— Мы идем домой. Спать!

Пес покорился. Перестав стонать и кряхтеть, он снова резво забегал, стараясь насладиться своими последними минутами счастья на этой прогулке. Оказавшись дома, Барон уселся на коврик в прихожей, дожидаясь, пока ему вытрут лапы. А потом важно подавал их одну за другой. Правую, левую, повернуться, снова правую, а потом левую.

— Другие собаки сами лапы о коврик вытирают. Я на «Ютьюбе» видел, и тебе, балбесу, между прочим, показывал. Почему не научился до сих пор? Лентяй ты!

Но Барон лишь вилял хвостом в ответ. Настроение у него было отличное. Вернувшись в комнату, он тут же помчался сначала к своим мискам, откуда послышалось веселое хрумканье, а затем громкое хлюпанье. Барон совершенно излечился от своего недомогания и сейчас вовсю уминал сухой корм, не забывая запивать его свежей водой. Наевшись и напившись, он побежал к своему одеялку и долго с удовольствием вытирал о него усы и морду, устраивался на ночевку, крутил одеяло под собой так и эдак, гонял его по комнате, помогая себе носом и лапами, и успокоился лишь после очередного окрика Саши, которому вся эта возня мешала заснуть.

И даже после того, как Барон угомонился и затих, Саша еще долго не мог заснуть. Ниндзя, который спускался по совершенно отвесной стене, и хвост единорога, который развевался за машиной службы доставки питьевой воды, никак не хотели уходить из головы юноши. Эти два явления до такой степени взволновали молодого человека, что сон совершенно улетел от него.

— А все эта собака, — ворочаясь с боку на бок, с досадой ворчал Саша. — Не вытащил бы меня гулять, я бы ничего не видел и спал бы спокойно. А теперь… Не пойму… Может, померещилось мне это все? Наверное, померещилось. Да нет, как померещилось? Я же все видел своими глазами. Но как такое могло быть? Откуда взяться ниндзя? Ну, ниндзя — это еще ладно, они хоть существуют в реальности. А единорог откуда взялся? Из сказки?

И самое главное, что занимало Сашу, — что понадобилось ниндзя в компании с единорогом в мамином комбинате социального питания? Самом рядовом и скучном комбинате, где если что-то и случалось, то лишь такое же рядовое и обыденное. Но Саша даже не подозревал, что и он сам, и комбинат, и все его сотрудники — все они стоят на пороге грандиозных и удивительных событий. И многим из них эти события перевернут всю их жизнь.

Так ничего и не решив, Саша все же в конце концов уснул. Разумеется, после таких бурных ночных событий утром он проспал. В принципе ничего страшного не случилось. Ну, проспал и проспал. В институте сегодня была консультация к предстоящему экзамену по языку, но Саша давно сдал все допуски и зачеты. А как лучший и любимый ученик препода, он вообще планировал получить пятерку автоматом.

Обидно было другое. Саша не успел рассказать маме о своих удивительных открытиях. Когда парень встал к завтраку, то его ждала записка: «Каша на плите. Кофе в турке. Бутерброды в микроволновке. Разогрей все сам и поешь!»

— Каша, — с отвращением произнес Саша. — Что угодно, но только не это!

Увы, с некоторых пор мама взяла обычай пичкать своих мужчин по утрам кашей. Вообразила, что это им будет полезно. Ничего не скажешь, каши она варила разнообразные и вкусные. Все они получались у мамы густыми, на молоке, сливках и масле. Иногда еще и яичный желток вбивала, и мак добавляла, и изюм, и курагу, и орехи. Но все-таки это были каши. Пусть больше похожие на десерт, но каши. И Саша каждый раз с ужасом думал, что скажут его одногруппники, если узнают, что он по утрам ест кашку, как какой-нибудь детсадовец. И еще неотвратимый призрак сваренной на воде каши, которой их пичкали в детском саду, с минимумом соли и сахара, полезной до отвращения, портил Саше все удовольствие. А стоило ему вспомнить запах подгоревшей овсянки, как к горлу подкатывала тошнота. И ничего тут было не поделать. Старые страхи, как и старые грехи, очень живучи.

А вот Барон кашу любил. У него с ней никаких неприятных ассоциаций не было. Он усаживался рядом и провожал каждую ложку, которую Саша отправлял себе в рот, таким умоляющим взглядом, так жадно сглатывал слюну, так взволнованно переступал с лапы на лапу, что Саша невольно клал каши и ему. Барон был сладкоежкой. Он воспринимал эту кашу исключительно как лакомство, съедал все, вылизывал миску, а потом долго облизывался, сидя рядом с хозяевами и благодаря таким образом за эту чудесную вкуснятину, оказавшуюся у него в миске.