Нина Стожкова - Танец на раскаленных углях

С тех пор мы вместе. Жалею ли я о том своем порыве? Очень редко. Я размышляю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не «женилась» на Володе, только раз в году, в отпуске. Понимаешь, в Болгарии у Володи начинается какая-то своя параллельная жизнь — встречи с друзьями, бесконечные разговоры с родными, постоянные отлучки из отеля, пьянки… В Мюнхене Володя совсем другой — спокойный и рассудительный. Как будто я живу там с другим человеком. В Германии у меня с ним вообще нет проблем. Говорит мало, думает о чем-то своем, вечерами тихо сидит за компьютером или музыку слушает. Небольшие денежки он все же зарабатывает, не бездельничает хотя бы на пособии по безработице. По воскресеньям, когда моя дочь Моника и ее бойфренд приходят к нам в гости, Володя готовит обед. Между прочим, обед у него получается очень вкусный, с «болгарским акцентом». Он запекает болгарские перцы, тушит голубцы, в жару готовит суп таратор из кефира, свежих огурцов и чеснока… Вот так и живем… Знаешь, Линочка, я иногда думаю: пусть уж лучше рядом будет Володя, чем мой первый муж… Но вообще-то… лучше жить одной, — закончила она как-то не очень логично. Женщины помолчали и выпили еще по бокалу вина.

— Твой Володя такой красивый, — негромко сказала Лина, — и молодой еще. Разве ты не любишь его?

— Любовь… для меня это не совсем точное слово, — Ханна внимательно и грустно посмотрела Лине прямо в глаза. — Первого мужа — да, его я любила. А Володя… Жизнь такая непростая, особенно в Германии. Уже давно мне совсем не до любви. Все деньги, деньги, деньги… Было трудно выжить одной, с дочкой на руках, да еще и в чужой стране. И вдруг однажды в лице Володи передо мной нарисовалась родная славянская душа. Кто упрекнет немолодую уже женщину в минутной слабости? Ну, ладно, я что-то заболталась. Давай-ка выпьем за нашу будущую встречу! Все равно, где — в Болгарии, в Москве или в Мюнхене! Знаешь, Линочка, — Ханна понизила голос и посмотрела на Лину хмельными и слегка лукавыми глазами, — если у меня родится внучка, я попрошу Монику, чтобы малышку назвали Линочкой. Обещай, что тогда ты обязательно приедешь ко мне в Мюнхен!

— Ну, конечно, тогда уже точно приеду, — легко пообещала Лина, хотя в глубине души догадывалась, что нетрезвые клятвы на курорте в чужой стране вряд ли чего-нибудь стоят.

Женщины выпили еще вина и уже готовы были по-бабьи разрыдаться, обняв друг дружку, но тут в бар ввалилась шумная толпа англичан. Вести при них грустные и слишком серьезные для летнего вечера у моря славянские беседы стало совершенно невозможным. Не поймут, даже если будут стараться.

— Ты опять одна? — строго, словно отец родной, спросил Пол Ханну. — А где твой «Ленин» шляется?

— Не знаю, — честно призналась Ханна и притворилась, что любуется вечерним морем.

— Привет, Джульетта, — наконец поприветствовала она Джулию и саркастически усмехнулась. Грузная жена Пола, к счастью, не уловила в ее нетрезвом голосе ни малейшей иронии. Она пододвинула обеим женщинам бокалы с вином, заботливо принесенные Полом.

— Как хорошо быть свободной! Пускай всего лишь на один вечер, — сказала Ханна заплетающимся языком. И повторила, распахнув навстречу морю худые руки, словно обнимая его:

— Сво-бо-да! Какое хорошее русское слово!

Лина поежилась от холодного вечернего бриза и подумала:

«Володе вряд ли понравится, что его жена опять отпустила тормоза и «зажигает» в баре. Причем в то самое время, когда он привычно тоскует по родине».

Ханна, видимо, тоже внезапно вспомнила о муже.

— Ну, мне, кажется, пора. Линочка, ты проводишь меня? — спросила она и, заметно пошатываясь, направилась к выходу.

— Почему вы уходите, девочки? — удивился Пол. — Вечер только начинается. Еще и десяти нет! Если болгарский «Ленин» где-то опять болтается, то это его проблемы. Разве Ханна не может развлечься в баре с друзьями? Ты, Лина, говорила, что «Ленин» тоскует по родине? Ради Бога, пусть он делает на отдыхе все, что хочет. Мы живем в свободном западном обществе. Но при чем тут Ханна? Она что, должна теперь сидеть взаперти и смиренно ждать его дома в парандже, как мусульманка?

— Им никогда не понять нашу славянскую душу, слышишь, Линочка, ни-ког-да! Потому что… они не знают, что любовь — это… это жалость. Пойдем скорее отсюда, — пробормотала Ханна, и заметно качнулась. Лине пришлось крепко взять ее под руку, чтобы помочь пробраться между столиками к выходу.

Лина проводила Ханну до номера и долго еще не могла уснуть, все сидела на балконе и слушала море, громко шумевшее в ночи, и смотрела на одну особенно яркую звездочку, мерцавшую в окружении других звезд на бескрайнем и бездонном южном небе.