Дороти Кэннелл - Сплошной обман

А кроме того, жизнь удивительно не вовремя умеет ударить пыльным мешком по голове. Но в первые секунды, оглядывая огромную гостиную, я не почувствовала или не увидела, что пыльный мешок уже начал свое падение. Сидящие и стоящие люди представлялись пока безликими карточными фигурами. Если холл выглядел по–графски, то гостиная — по–королевски. Гигантская люстра заливала серебристым сиянием мебель сплошь из красного дерева, мрамора, стекла и бархата. Высоченные окна были закрыты темно–синими бархатными портьерами. Полукруглый диван, обитый шелком цвета слоновой кости, стоял лицом к мраморному с позолотой камину, бледно–желтые парчовые стулья примостились у маленьких инкрустированных столиков. Зеркальный экран в углу комнаты отражал алмазный свет люстры и рубиновые искры огня. Каждое украшение, каждый лакированный шкафчик был достоин Королевского монетного двора. Застыв на месте и вытаращив от изумления глаза, я мешала пройти Гиацинте и Примуле, нетерпеливо переминавшимся за моей спиной. Кто–то из них слегка меня подтолкнул, и я двинулась вперед.

Вот тут–то на меня и обрушился пыльный мешок. Две карточные фигуры, стоявшие прямо по курсу, расступились, любезно пропуская нас. Одна из фигур, напоминавшая пародию на маленького лорда Фаунтлероя [8]— желтые глаза навыкате, кудряшки явно искусственного происхождения и розовая бархатная курточка, — горделиво распрямилась. Другая же фигура под моим испуганным взглядом превратилась в Энгуса Гранта, моего друга и владельца лондонской галереи "Наследие", где я честно трудилась целый год.

Комната покачнулась. Я слепо протянула руку и почувствовала, как кто–то коснулся ее. Должно быть, хозяин дома, сквайр Годфри Гранди. Через секунду я услышала свой бормочущий голос: "Мне здесь очень нравится, сэр". Потом раздались жужжащие наставления Гиацинты.

Энгус, к счастью замешкавшийся возле дородной седовласой дамы, теперь решительно прокладывал путь ко мне; паркет угрожающе скрипел под его массивным телом. Еще минута, и все будет кончено! Энгус ласково улыбался, его многочисленные подбородки приветственно колыхались.

— Боже, вы восхитительны, дитя! — ворковал Годфри. — Перед тем как ввалился весь этот сброд, я как раз говорил мамуле, что с этой комнатой невозможно ничего поделать. Она такая безжизненная, просто отвратительно. И вот появляетесь вы, и эти стены тут же оживают! Вы божественны, дитя! А это платье… какой изысканный наряд! Вы должны сказать мне, где…

Энгус навис над нами. Ничего уже не изменишь… я проиграла, и проиграла самым бездарным образом… Отобрав у Годфри свою дрожащую ладонь, я сунула ее бывшему работодателю.

— Какая приятная неожиданность! Я и рассчитывать не мог, когда ехал сегодня сюда, что…

Энгус простер толстые руки, чтобы заключить меня в дружеские объятия, и перевел взгляд на сестер, распространяя и на них свою радость.

В ушах зазвучал мой собственный голос, холодный, четкий и невероятно чопорный:

— Приятно познакомиться с вами, мистер…

Энгус растерянно стиснул мою ладонь. Я сжала в ответ его руку и заставила себя посмотреть ему в глаза. Во взгляде Энгуса недоумение мешалось с дружеским участием. Пульс мой немного успокоился, зато сердце заныло еще пуще. Годфри гарцевал вокруг нас, представляя меня гостям и объясняя, что я осчастливила своим визитом сестер Трамвелл. Не будет ли мистер Грант столь любезен проводить пожилых дам к напиткам, тогда как он познакомит меня с остальными гостями?

— Пожилых дам? — сдавленно пробормотал Энгус, озираясь. — По–моему, здесь таковых нет, но я буду счастлив пропустить стаканчик вот с этими милыми девчушками. — Подхватив под локоть сестриц, которые дружно опустили ресницы и с девичьей скромностью принялись отнекиваться, Энгус в упор посмотрел на меня. — Как я сказал, приятная неожиданность… познакомиться с вами.

— Мне тоже. Может… нам удастся еще поговорить.

Усилием воли я заставила себя не оглядываться, пока Годфри тащил меня к краснолицему толстяку, который гораздо больше походил на сквайра, чемхозяин дома.

— А, милейший мистер Уитби—Браун, это Тесса… — Хотя не сразу, но я сообразила: Годфри считает: моя фамилия Трамвелл. — Дальняя родственница наших эксцентричных старушек.

— Очень приятно.

Мою руку еще раз до боли стиснули, в лицо пахнуло сигарным духом. Сможет ли Энгус Грант, при всей его безмерной доброте, простить мне этот обман? Однажды его обозвали добряком на глиняных ногах — мол, Энгус не поступится честностью даже ради своих друзей.