Дороти Кэннелл - Сплошной обман

Мне снилось, как низкий, сиплый голос напевает печальную балладу о любви и предательстве… Внезапно комнату залил яркий свет, пробивший пелену моей дремы. Я подскочила на диване, не понимая, что происходит, и очумело огляделась. В комнате снова были сестрицы Трамвелл, и старушки со всей определенностью мне не снились, но вот голос… Откуда–то доносился низкий, чуть хриплый голос. Может, я продолжаю грезить? Или же вернулась Шанталь, та самая горничная–цыганка…

Уж не она ли будет подавать обед? Но час спустя, когда мы сидели за круглым дубовым столом в большой гостиной, эту честь нам оказывал все тот же неизменный Страш. Дворецкий сухо объяснил, что Шанталь неожиданно вернулась, приготовила обед и снова ушла. Я почему–то расстроилась, хотя знала, что завтра непременно увижу загадочную цыганку. Возбуждение никак не проходило, и внутри у меня все так и дрожало. Правда, это ничуть не помешало мне с удовольствием проглотить вкуснейшие сосиски с жареной картошкой и яблочный пирог с потрескавшейся золотистой корочкой. После обеда сестры предложили мне лечь спать пораньше и проводили наверх по отполированной временем лестнице с огромными пролетами.

— Милое дитя, когда утром будешь спускаться, обязательно держись за перила, ступеньки очень узкие и скользкие, — заботливо предупредила Гиацинта. — Не хватало еще, чтобы ты подвернула ногу.

Некоторые ступени действительно представляли собой узкие клинья размером не больше куска яблочного пирога, которым я только что лакомилась. И в самом деле надо бы не забывать об осторожности. Мы добрались до верхней площадки — огромной галереи с множеством дверей. На высоте примерно фута тянулся потемневший от времени брус, заставленный самыми разнообразными предметами. Мое внимание привлекло чучело крошечного аллигатора.

— Полагаю, ты не будешь против, если мы отведем тебе бывшую детскую. — Свернув в маленькую нишу с арочным потолком, Гиацинта толкнула дверь. — Все четыре кровати мы всегда держим застеленными. Глупо, наверное, но мы с Примулой питаем склонность к сентиментальности. Какие воспоминания вызывают эти старые качели! Фиалка вечно раскачивалась с таким энтузиазмом, что мы боялись, как бы она не вылетела в окно. Дорогая, ты уверена, что тебе здесь будет удобно? Туалет рядом, ванная в конце коридора. Мы могли бы приготовить другую комнату, но там пришлось бы разводить огонь и проветривать. Страш и Шанталь превосходные работники, но они едва успевают справляться с теми комнатами, которыми мы пользуемся.

Ответить я не успела, поскольку вмешалась Примула:

— Знаете, мои дорогие, я подумала о Шанталь и решила, если амнезия нашей милой гостьи не отступит, попросить ее посмотреть в свой магический кристалл. Вдруг она сможет вызвать в нем образы, которые нам помогут?

Я почувствовала себя так, словно подо мной внезапно распахнулся люк. Ферджи с боязливым благоговением относилась к цыганам и их темным чарам. У нас дома всю зиму можно было бы топить бельевыми прищепками, закупленными в отчаянной надежде уберечься от дурного глаза…

После ухода сестер я разделась и вымылась в сине–белом фарфоровом тазу, стоявшем на подставке из красного дерева. Затем, дрожа от холода, с трудом нашла дырку в огромной батистовой ночной рубашке, которую сестры Трамвелл положили на крошечном пуфике подле ближайшей к двери узенькой кроватки. Ткань была нежная, изысканная. Я с восторгом рассмотрела тончайшее кружево и витиеватое шитье, попутно подумав, что от запаха нафталина мне теперь и за год не отмыться. После чего угрюмо оглядела кровать, явно предназначенную для лилипута, и с тоской перевела взгляд на свисающие с потолка качели. Лучше уж сидеть, чем лежать. Я же не игрушечный мишка! Та сестрица Трамвелл, что умерла, — Лилия, — должно быть, скончалась от судорог, поскольку бедняжке приходилось спать в скрюченном состоянии. В те далекие и смутные времена, когда сестры Трамвелл были молоды, люди умирали от самых невероятных вещей. От несварения. От прыщей. При родах.

При родах! Я велела себе несколько раз глубоко вдохнуть и успокоиться, но тут же проигнорировала этот благоразумный совет. Почему–то ни разу мне не пришло в голову, что моя мать может быть мертва. Что вовсе не она, а кто–то другой оставил меня на пороге домика священника. Да и сейчас мне совсем не хотелось об этом думать.

Но… а вдруг я все же убила мать при родах, и тот, кто ее любил, захотел избавиться от меня? Глаза мои наполнились слезами, и я поймала себя на желании вцепиться зубами в ногти. Убийца! Вот кем меня будут считать. Нет… Гарри совершенно прав — нельзя походя делать столь безумные выводы. Ведь есть бумага, пропитанная запахом фиалок. Да, сестра по имени Фиалка, укатившая в Америку, — это куда более приятная перспектива, чем безвременно скончавшаяся Лилия. Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов и прочие возможности. А вдруг у сестер Трамвелл была гувернантка, обедневшая представительница аристократического семейства, возможно даже их дальняя родственница? Или подруга, или кузина, которая наезжала в поместье время от времени? Гарри, разумеется, все уши мне прожужжал о том, что если моя мать даже и жила во Флаксби—Мид, она вполне могла и не иметь никакого отношения к обитателям "Келий". Но в глубине души я чувствовала, что он ошибается. О, если б только удалось обнаружить физическое сходство с кем–нибудь из здешних жителей! Мод так пристально вглядывалась в мое лицо… Может, она заметила, что я на кого–то похожа? Может, именно поэтому она не стала до конца настаивать, чтобы о моем деле сообщили властям?