— Пожалуйста, не надо! — вскричала я. На этот раз не было нужды имитировать предобморочное состояние. — Мне кажется, милая Минерва вовсе не в восторге от этой идеи!
— Боюсь, вы правы… — Примула укоризненно погрозила пальчиком лохматой глыбе, сверлившей меня желтыми глазами–блюдцами. — Вся беда в том, мисс Минерва, что ты у нас единственная собака, а потому не научилась делиться с друзьями. Я вызову Страша и велю принести свежего чаю.
Сказано — сделано, но сколько Примула ни дергала за шнурок, никакого эффекта, торопливых шагов я не услышала. Жаль, мне не терпелось увидеть дворецкого со столь необычным именем. Страш… Гм-м, может, он и в самом деле не столько дворецкий, сколько страж? Не дождавшись отклика, Примула отправилась на поиски слуги.
Схватив первую попавшуюся чашку и шваркнув ее на первое попавшееся блюдце, Гиацинта наклонила чайничек, и из носика потекла чуть теплая струйка.
— Тебе надо подкрепиться, — объявила она, — а потом мы обсудим твое положение. Вот молоко, вот сахар.
Я открыла рот и тут же захлопнула его, не решившись возразить. Губы Гиацинты, оранжевые, под цвет платья, сложились в полуулыбку.
— Прости. Как насчет молока без сахара?
Я скорее бы яду выпила, чем положила в чай сахар.
— Спасибо. — Я облегченно вздохнула, когда вернулась Примула.
— Странно, — задумчиво сказала она. — Страша нигде нет, а у Шанталь сегодня выходной. — Она посмотрела на меня. — Это наша горничная, цыганка. Шанталь — настоящий клад, но сегодня она отправилась на прогулку. Цыгане не любят подолгу засиживаться в четырех стенах, так что мы согласились на два выходных в неделю. Кроме того, медсестра Крампет предупредила, что суровое обращение с цыганкой недопустимо, если не сказать опасно. Кстати, Гиацинта, мальчонка нашей медсестры, Берти, тоже был на Тропе Аббатов. Я послала его за матерью.
— Превосходно! — одобрила сестра. — К счастью, мальчишки умеют быть вездесущими. Жаль, нельзя того же сказать о дворецких. Чу, я его слышу. — Огромные серьги Гиацинты покачивались в ее ушах, словно ожившие древнеегипетские мумии.
Я уставилась на дверь, ожидая, когда же наконец появится величественный дворецкий со странным именем Страш, но внезапно обнаружила, что сестрицы Трамвелл смотрят вовсе не на дверь, а на камин.
В следующий миг я невольно вскочила, и расплескавшийся чай отвратительной желтой струйкой устремился по моим ногам. Правая часть гигантского камина вдруг тронулась с места и начала надвигаться прямо на нас. Гиацинта как ни в чем не бывало протянула мне салфетку, а Примула со вздохом встала.
— Как неприятно! — воскликнула она. — Опять заело этот несносный запор. Надо все же найти какого–нибудь умельца, который бы его починил. Но где же отыскать такого человека? К сожалению, тайники — это еще одно утраченное искусство. Ох, прости, милочка! — Примула отстранила меня и надавила на какой–то камень в нависшей над нами скале. Камин медленно, со скрипом отодвинулся в сторону, и за ним открылся темный проем. — Все в порядке, Страш, пружину заело. Можете выходить.
Во мраке замерцал слабый огонек, и через несколько секунд перед нами предстала классическая фигура английского общества — самый настоящий дворецкий. В эту минуту, правда, столп британских традиций напоминал еще одного опереточного персонажа — трубочиста, но надменный вид дворецкого просто завораживал. Задув свечу, он поставил ее на столик.
— Прошу прощения, леди, но я, видимо, потерял счет времени. А-а… вы сами себе подали чай?! Да еще принимаете гостью! Могу ли я испросить дозволения искупить свой непростительный промах свежим чаем и вашими любимыми рыбными сандвичами?
Страш собрался ухватить поднос донельзя перепачканными руками, но Гиацинта продемонстрировала завидную реакцию. Она проворно отодвинула посуду и прикрикнула:
— Ничего не трогайте! Чем вы столько времени занимались в тайнике?
— Совершал обычный осмотр дома, мадам, и подумал, что бутылки с бренди, доставшиеся вам от покойного коменданта… то есть от вашего достопочтенного родителя, не мешает протереть от пыли.
Гиацинта фыркнула, явно не впечатленная рвением слуги.
— Надеюсь, вы не приложились к ним во всех смыслах!
От столь неприкрытого обвинения лицо Страша сделалось еще более надменным и непроницаемым. Мою особу он удостоил лишь беглым взглядом, но меня охватило странное чувство, что он без запинки смог бы сказать размер моей обуви, день, когда я проколола уши, где я провела отпуск прошлым летом и название моих духов.
Читать дальше