Дороти Кэннелл - Сплошной обман

— Ты появился в самый нужный момент.

— Я и вообразить не мог, что Гиацинта с Примулой удумают самолично вершить правосудие. Утром я несколько раз пытался дозвониться, но никто не отвечал. А потом, как назло, катафалк решил показать норов. Пришлось оседлать коня. Когда мы выехали из лесу, Берти углядел на яблоне оранжевую тряпку, и я…

— Ты пришпорил коня и в мгновение ока влетел в гостиную.

— Нет, я чуть не свалился от страха, а ведь я не падал с лошади с… в общем, неважно, когда я падал. Я в долгу перед Берти, хотя Примула справилась с Дизли и без моей помощи. Знаешь, Берти от тебя просто без ума. Он сказал, что оставил под твоей подушкой записку, чтобы ты в случае опасности вывесила на дереве что–нибудь оранжевое. Это его любимый цвет. Романтично и трогательно. По–моему, мне не мешало бы кое–чему поучиться у этого мальчишки.

— Берти?.. А я думала, это твоя записка. Она была подписана… А, теперь понимаю. Там было написано "твой герой". Жаль, что я не заслуживаю такого поклонения.

— Не говори так, Тесса, пожалуйста! Знаю, что наделал уйму непростительных глупостей и наговорил тебе кучу всякой чуши, но… Тесса, я по–прежнему хочу, чтобы…

Гарри густо покраснел, а сердце мое сжалось от боли, в точности как в то утро, когда мы нашли Энгуса.

— Почему бы нам не остаться друзьями, Гарри?

— Друзьями? Неужели все так безнадежно?.. — Голос его затих, а затем Гарри сказал совершенно другим, бодрым тоном, словно мы вели непринужденную светскую беседу: — Одна из кобыл сегодня ожеребилась. Ее дочурка такая милая, вся золотистая, и уже проявляет норов. Я взял на себя смелость назвать ее твоим именем.

— Надеюсь, у нее не будет привычки грызть ногти.

— Тесса… — Голос Гарри вновь затих, поскольку дверь гостиной отворилась и в холл вышла Мод Крампет.

— Прошу прощения, что прерываю ваш разговор. Ты мне ненадолго нужна, Тесса, но не обязательно сейчас.

— Не уходите, Мод. Мы с Гарри уже все друг другу сказали.

— Полагаю, что да. Только вот еще что, Тесса. Почему я решил, что тетушки Гранта живут в Данди… Помнишь, ты написала мне письмо? Там было и про тетушек, что они живут в Шотландии и прислали ему фруктовый кекс. Так вот я и подумал, что это знаменитый кекс, которым славится Данди.

Послав Мод чарующую улыбку, Гарри скрылся в гостиной.

Мои губы не желали слушаться, но я все–таки с ними справилась.

— Может, пойдем на кухню?

— Прекрасно.

И мы двинулись через холл, но, поравнявшись с портретом первой Тессы, невольно остановились — рыжий солнечный луч высветил из темноты лицо на портрете. Я оглянулась на Мод, она отвела взгляд, и я снова посмотрела на портрет. Женщина шестнадцатого века и женщина двадцатого обладали примечательным сходством. Обе крупные, с неприметной внешностью и с огромным запасом здравого смысла. К таким женщинам принадлежала и моя милая мама — для постороннего глаза ничем не примечательная жена священника, но только не для тех, кто знал и любил ее.

— Я знаю, кто вы, Мод. — Я боялась прикоснуться к ней, как до этого боялась прикоснуться к Гарри. — И я знаю, почему вы попросили назвать меня Тессой.

Мод продолжала смотреть на портрет.

— Видишь ли, все дело в сходстве. Моя мать любила говорить, что меня не пустили туда, где Господь раздавал красоту, как и Тессу Трамвельян. Ее брат — мой прямой предок, и мне всегда хотелось думать о ней как о моей прапрабабке. Я вовсе не страдаю избытком сентиментальности, но когда мне приходилось трудно, я думала о Тессе как о своем ангеле–хранителе. И надеюсь…

Мы уже стояли в кухне, хотя я не помнила, как мы тут оказались.

— На что вы надеетесь? — Голос мой доносился откуда–то издалека. Мы сели за стол друг напротив друга.

Каждое движение Мод — то, как она сжимала сильные крупные ладони и поводила широкими плечами, — происходило будто в замедленной съемке. А вокруг высились кухонные шкафы, блестели сковородки, сияли кастрюли.

— Я надеюсь, — ее голос отдавался эхом, вызывая странное жужжание в моей голове, — что по меньшей мере ты можешь гордиться своим родством с Тессой.

Она поправила накрахмаленный белый фартук.

Жужжание внезапно прекратилось и воцарилась тишина, которая медленно, постепенно наполнилась теплом. Я всегда мечтала о минуте, когда скажу: "Здравствуй, мама". Но вместо этого я сказала:

— Лучше я буду гордиться вами. Вы дали мне самое лучшее, что только может иметь ребенок, — мать и отца, которые меня любили.

Мы обе плакали, и я знала, что Мод хочется обнять меня. Я хотела того же, но мы просто протянули через стол руки и сомкнули их. Нет, не станем мы торопить события. У нас впереди целая жизнь, чтобы узнать друг друга и стать друзьями. Мама как–то сказала, что терпение — это самый благотворный дождь.