Клара Колибри - Свистопляска с расследованием [publisher - SelfPub]

Из-за связанных рук у меня не очень получилось удержать равновесие. Еще и согнутое положение тела сыграло роль, и вышло, что завалилась на сиденье. И это еще было хорошо, так как могла и вовсе оказаться на полу за креслом. Когда, наконец, смогла усесться, как положено, посмотрела за окно и заметила, что мы подъезжали к корпусам больницы, что была в том районе. У меня сразу возникла мысль, что едем за Татьяной.

Так оно и оказалось. Суриков подрулил и встал рядом с въездными воротами. Обычно, здесь негде было припарковаться, все было уставлено машинами родственников, навещающих пациентов клиники. В тот поздний час все видимое пространство перед забором, ограждающим большую территорию больницы, было к нашим услугам. Николай заглушил двигатель, вышел из машины и подошел с моей стороны. Я невольно поежилась. В душе возникло тревожное предчувствие, поэтому начала пытаться отъехать от него к противоположной двери. Но не вышло. Резким движением этот бандит распахнул дверцу и заехал мне в висок. Все, снова меня вырубил.

Когда очнулась, оказалась лежащей на сиденье. Макушка упиралась в жесткую дверь, нос в кожаную обивку, ноги свисали на пол. Некоторое время еще так полежала, оттого, что в голове звенело, и ощущала дурноту. Пока приходила в себя, поняла, что машина на месте не стояла, а неслась на скорости, скорее всего, по ровному покрытию шоссе. Попробовала подняться и снова сесть. Со второй попытки мне это удалось.

Как только села, так и заметила, что нас в машине теперь было трое. На переднем пассажирском сиденье смогла рассмотреть Татьяну. Внутри меня гейзером поднялась радость, что вижу ее перед собой, но только в первую секунду. Потом до меня дошла мысль, что теперь и она была в опасности и ничем не могла мне помочь.

Мой рот по-прежнему был заклеен скотчем, говорить не могла. Да и что скажешь? Поэтому я только горестно вздохнула и принялась рассматривать подругу, стараясь со своего места понять, в каком состоянии она там находилась.

Вроде, была в сознании. Я понадеялась, что ее Суриков не бил, как меня: по голове и до полного отключения. Она сидела ровно, не шевелилась и смотрела перед собой. Не была уверена, но мне показалось, что ей рот он не заклеил. Попыталась выгнуть шею, чтобы взглянуть на ее руки, но в виске стрельнула такая боль, что забыла о своем намерении на некоторое время.

– Очухалась? Сиди ровно и не ерзай. Не то, добавлю.

От этого голоса я вжалась в спинку сиденья и замерла. Даже головой крутить расхотелось, теперь тоже окаменела вся, как и Татьяна. Я только глазами повела в сторону окна и заметила, что ехали в пригороде. А через десять минут Суриков свернул с асфальта шоссе, и моментально пошли ухабы грунтовой дороги. За стеклом стало совсем темно, потому что нас обступил частый и высокий кустарник, за ним и вовсе начался густой лес.

Такая дорога продолжалась с полчаса. Потом лес закончился, и пошло поле. Но ненадолго. Вблизи оказалась деревня. Я насчитала три дома, прежде чем мы повернули в переулок. Дальше увидела покосившийся деревянный забор и открытые в нем высокие ворота. Мы туда заехали, встали во дворе, на травяном пятачке, совсем рядом с неприветливой избой с темными окнами.

Первым из машины вышел Николай, за ним Татьяна. Я приметила, что руки у нее были свободны, то есть, не связаны, как у меня. Еще смогла отметить, что она старалась на меня не смотреть, даже в мою сторону. Это я объяснила просто. Этот бандит ей запретил, пригрозив расправой.

Таня поднялась по скрипучим ступенькам на низкое крыльцо и там остановилась. Суриков открыл багажник и вынул из него пару сумок, только потом, подхватив свою ношу, тоже поднялся к двери. Чтобы ее открыть, ключ ему не понадобился. Двинул ногой, дверь и распахнулась. Да так, что со всего маха ударилась о невидимую стену, где-то в темноте коридора.

– Что встала? Заходи уже.

Подруга повиновалась и вошла первой. За ней в черном дверном проеме скрылся Николай. Тут до меня дошло, что сижу в незапертой машине. Можно было из нее выбраться и метнуться в сторону открытых еще ворот. Ну и что же, что связаны были руки, бежать могла и так. А потом нырнула бы в темноту кустов сирени, что заметила вдоль деревенской улицы, только он меня и видел бы. Но тогда вспомнила о Таньке. Как ее было бросить? Из нас двоих она была для Сурикова опаснее меня, как самый первый и главный свидетель. Ох, горе мое горькое! Внутри меня все заныло. Еще хотелось заголосить, только даже с раненой головой понимала всю бесполезность этого занятия. Поэтому только глубоко вздохнула и начала неспешно выбираться из машины.