Дональд Уэстлейк - Горячий камушек

Дортмундер высморкался.

— Начальник, — сказал он, — вы знаете, как я глубоко благодарен за то персональное внимание, которое вы мне оказываете.

Он не мог ничего поделать с бумажным носовым платком «Клинекс» и просто скомкал его в кулаке.

Смотритель Аутс слегка улыбнулся в ответ, приподнялся из-за письменного стола, обошел его, встал рядом с Дортмундером, похлопал по плечу и сказал:

— Именно те, кого я спасаю, доставляют мне наибольшее удовольствие.

Аутс являл собой тип государственного служащего новейшего образца — образованного, атлетического, энергичного, полного духа реформ, своего в доску парня. Дортмундер ненавидел его.

Смотритель сказал:

— Я провожу вас до ворот, Дортмундер.

— Это вовсе не обязательно, начальник, — поспешно отозвался Дортмундер. «Клинекс» холодным слизняком лежал в его ладони.

— Но это доставит мне удовольствие, — сказал смотритель. — Удовольствие видеть вас выходящим из этих ворот и знать, что вы никогда более не поскользнетесь, никогда вновь не окажетесь в этих стенах, удовольствие знать, что в вашем нравственном и социальном выздоровлении есть и моя скромная лепта. Вы просто не представляете, какое наслаждение это мне доставляет.

Дортмундер, напротив, никакого наслаждения не испытывал. Он уже загнал свою камеру за три сотни — при наличии действующего крана с горячей водой и прямого хода в медпункт это было просто даром, — и деньги должны были передать ему по пути к воротам. Он не мог взять деньги раньше, иначе их обнаружили бы при последнем обыске. Но кто же сможет доставить ему «капусту», если рядом будет торчать смотритель? Перекатывая в руке отвратительный шарик, Дортмундер сказал:

— Начальник, ведь именно в этой комнате я всегда видел вас, именно здесь слушал ваши…

— Пошли, Дортмундер, — сказал смотритель. — Мы можем поболтать по дороге к воротам.

И они отправились к воротам вдвоем.

На последней дорожке. пересекающей огромный двор, Дортмундер увидел, как Кризи, доверенное лицо с тремя сотнями долларов, двинулся в его направлении и вдруг остановился как вкопанный. Кризи сделал едва заметный жест, означавший «ничего не поделаешь». В ответ Дортмундер тоже сделал незаметный жест, говоривший «дьявол все побери, знаю, что ничего не поделаешь».

У ворот смотритель протянул ему руку:

— Счастливо, Дортмундер. Позвольте мне выразить надежду, что я никогда более вас не увижу.

Судя по тому, что он радостно хихикнул, это была шутка.

Дортмундер переложил прохудившийся «Клинекс» в левую руку. «Клинекс» был полнехонек, он измазал Дортмундеру всю правую ладонь. Дортмундер взял протянутую руку смотрителя в свою и сказал:

— Я тоже надеюсь никогда больше вас не видеть.

Это не было шуткой, но Дортмундер хмыкнул на всякий случай.

Лицо смотрителя неожиданно как бы остекленело.

— Да, — сказал он несколько сдавленным голосом, — да.

Дортмундер повернулся, и смотритель посмотрел на свою ладонь.

Большие ворота открылись. Дортмундер вышел наружу, ворота закрылись опять. Он был свободен, его долг обществу выплачен. Его также «выставили» на три сотни, будь они прокляты. Он всерьез рассчитывал на эту «капусту». Все, что у него было, — десять долларов и билет на поезд.

Дортмундер с отвращением швырнул «Клинекс» на панель, сразу же нарушив общественный порядок: замусоривание коммунальной территории.

Келп увидел, как Дортмундер вышел на солнечный свет и постоял просто так с минуту, оглядываясь по сторонам. Келп знал это чувство — первая минута свободы, воздух свободы, солнце свободы! Он ждал, не желая отравлять удовольствие Дортмундеру, но когда наконец Дортмундер двинулся по тротуару, Келп завел двигатель и медленно тронул длинный черный автомобиль по улице вслед на ним.

Это была прекрасная машина, «кадиллак» с боковыми шторками, с жалюзи на заднем окне, кондиционированным воздухом, с устройством вроде автопилота, которое позволяет ехать с любой желаемой скоростью, не нажимая на газ, с еще одной штукой, которая выключает дальний свет, когда навстречу идет машина, и разными другими облегчающими жизнь штуковинами. Келп увел это чудо прошлой ночью в Нью-Йорке. Он предпочел прибыть сюда на своих колесах, нежели ехать поездом, поэтому прошлой ночью отправился за машиной и нашел именно эту на Шестьдесят седьмой Восточной улице. У нее были номера с пометкой «доктор медицины», а Келп всегда выбирал именно медицинские тачки, потому что врачи имеют склонность оставлять ключи в машине, и еще потому, что профессия медика до сих пор не разочаровала его.