Александр Охотин - Киллер для Айболита

— Как не понять. — усмехнулся я. — Только ты, дружище, не по адресу со своим предупреждением попал. Кто я по жизни и как здесь оказался — об этом ты у Киная спроси, может, он ответит. А не ответит — значит, перетолчешься, — уже раздраженно объяснил я, начиная злиться.

— Ну ладно, коли так, — согласился Палыч, вновь надевая маску безмерно уставшего за день человека, погруженного в свои невеселые мысли, — Я тебя предупредил, а там уж сам думай.

— Договорились, — кивнул я и вышел из гостиной, отметив про себя, что эти резкие переходы от милой беседы к злобному рычанию, предшествующему схватке, делают Палыча опасным типом.

Поди угадай, что у него на уме. Будет вот так сидеть, улыбаться, потягивать коньячок, а потом поставит на стол стакан, перестанет улыбаться и пырнет тебя вилкой вбок, не утруждая себя объяснением причин. «И вообще, — рассудил я, входя в свою комнату, — только полный идиот может принять меня за представителя госбезопасности, внедренного в ряды мафии. Разве может человек с таким добрым, честным выражением лица, как у меня, быть тайным агентом?» Посмотрев в зеркало, я поморщился и решил, что никак не может. Скорее уж на роль оборотня подходит Эдик Кащей. Он, по крайней мере, наркоман, как и железный Феликс, отец славной когорты чекистов, и даже зелье предпочитает такое же. Решив завтра же утром поделиться этой свежей идеей с Палычем, увлеченным охотой на ведьм, я подошел к окну и, подмигнув сдобному рогалику месяца, пожаловался:

— Обижают меня, друг, все, кому не лень. Может, и в самом деле смыться отсюда, пока не поздно?

Мой вопрос привел месяц в полное замешательство. Вздрогнув, он суетливо укрылся за плывущими по небу тяжелыми черными тучами, лишь иногда выглядывая оттуда и подмигивая мне, словно советуя не отчаиваться.

— Да, дружок, понимаю тебя, — пробормотал я, закуривая. — Советы в таких делах — вещь неблагодарная.

На улице послышался резкий отрывистый лай, напоминающий кашель больного бронхитом. «Интересно. — подумал я, пряча в кулаке огонек сигареты и приоткрывая окно, — кого это унюхали мерзкие собачонки, оккупирующие по ночам дворик перед нашим домом?» Кажется, Эдик говорил, что на японцев они не реагируют, заливаясь тявканьем лишь при появлении европейцев. Что же это за европейцы пожаловали к нам в гости? Я высунулся в окно, вглядываясь в ночную мглу. Месяц, решив, видимо, помочь мне хоть чем-нибудь, сбросил с себя плащ из туч и осветил окрестность неуверенным колеблющимся светом.

Метрах в тридцати от нашего дома стояла машина. Нет, конечно, ничего странного в ее появлении здесь, на первый взгляд, не было. Подумаешь, стоит и стоит. Но это только на первый взгляд. А при более внимательном рассмотрении у меня сразу же возник целый ряд вопросов. Японцы обычно не бросают на ночь машины посреди улицы, загоняя их в гаражи. Тем более что в этом районе жили люди не бедные, и крышу своему железному коню они могли обеспечить. Впрочем, был еще вариант, что кто-то просто приехал в гости к обитателям респектабельного пригорода Хокадате. Вот только к кому? Окна соседних домов глухо чернели, что неудивительно — стрелки часов давно перебрались за половину третьего ночи. А собачки наши лают только на европейцев, снова мелькнула в голове невнятная, не оформившаяся еще до конца мысль.

Полностью уловить ее мне помешали глухие звуки, раздавшиеся под самым окном. Конечно, можно было предположить, что это местные привидения, собравшись на веселую пирушку, открывают одну за другой бутылки с шампанским, и отправиться спать. Можно было, но я не стал. И не только потому, что мистика всегда вызывала у меня лишь язвительную усмешку. Просто собаки вдруг одна за другой перестали лаять, и на улице установилась тишина, нарушаемая только подвыванием ветра в голых ветвях деревьев. Мертвая, я бы сказал, тишина. Потому что будь еще живы зловредные собаки, чуть не изодравшие мне джинсы, они бы ни в жизнь не успокоились вот так, все сразу. Это противно собачьей природе, рассудил я, полностью раскрывая окно и знакомым уже путем покидая свою комнату.

Ветер, которому, видимо, порядком надоело играть с деревьями в пятнашки, обрадовался и, нырнув под рубаху, принялся успокаивать колотящееся сердце легкими прикосновениями холодных пальцев. Я чертыхнулся, покрываясь гусиной кожей, спрыгнул на землю и побрел вокруг дома, ругая себя за излишнюю подозрительность, грозящую кончиться воспалением легких. Ага, вот они, зубастые враги белой расы в общем и ее русскоязычных представителей в частности. Трупик собачонки с развороченным пулей боком лежал прямо на моем пути. Осторожно перешагнув через него, я отправился дальше, догадываясь, что убивший собаку на этом не остановится.