Дарья Калинина - С милым и в хрущевке рай

– С ума сошла! Какой еще другой мужчина? Твоя мама обожала одного-единственного мужчину – твоего отца. Она и в могилу вслед за ним сошла, потому что не представляла себе жизни без него.

– Но мне сказали…

– Плюнь тому человеку в морду и забудь! – посоветовала ей тетя Лора. – Смачно так харкни этому гаду в его рожу, чтобы он на всю жизнь запомнил, как порочить имя честных людей! Ты родная дочь своего отца и своей матери, даже не сомневайся в этом!

Разговор с тетей Лорой немного приободрил Стешу. Хотя тетя Лора ничего прямо и не сказала, но ее уверенность в любви мамы к папе, а папы к маме вдохнула и в Стешу уверенность. Она позвонила в Москву, потому что надо было уведомить ближайших родственников – двоюродного брата Славу и его сына Васю – о случившемся с тетей несчастье. А заодно Стеше хотелось поговорить о своих родителях.

В Москве над ее сомнениями просто посмеялись.

– Ты всегда была выдумщицей с бурной фантазией, – сказал ей Слава, – но это уже слишком. Надо же такое придумать, и о ком – о родителях! Конечно, ты их родная дочь! Я был уже взрослый и прекрасно помню, как это все у нас в семье происходило. Да, долгое время у твоих родителей не было детей, но они обследовались, лечились, ездили в санатории и здравницы. И чудо произошло. Беременность у тети Тани наступила. Правда, протекала она тяжело, были какие-то осложнения. Мама даже переехала к ним, чтобы ухаживать за тетей Таней.

– Твоя мама жила с моими родителями?

– Вплоть до твоего рождения. И даже где-то месяц после того.

– А как же ты? С кем был ты? С отцом?

– Нет, отец к тому времени уже умер. А Сергей Геннадьевич еще не появлялся. Мы с бабушкой оставались в Москве вдвоем.

– Наверное, ты скучал.

– Но что поделаешь, мама должна была находиться с тетей Таней. Той требовался постельный режим, строгий покой, а твой папа днем был на работе. Вот мама и взяла отпуск на работе за свой счет, чтобы ухаживать за твоей мамой.

– Ни о чем таком я никогда не слышала.

– Можешь мне поверить, я это очень хорошо помню. Конечно, я скучал по маме, просился к ней хотя бы на денек, от Москвы до Питера и тогда была всего ночь пути. Но бабушка мне объясняла, что у твоей мамы выявлено какое-то редкое заболевание, что контакт с посторонними людьми ей строго запрещен. В общем, свою маму я увидел лишь после твоего рождения. Но дело того стоило. Твои родители столько тебя ждали, что и я мог немного потерпеть для общего блага семьи.

После разговора с двоюродным братом на душе у Стеши стало совсем хорошо. Вот он уж точно знал, что Стеша родная дочь своих родителей. Напевая, она стала убирать свидетельство о браке в специально отведенную папку для документов. Отец у Стеши был большим аккуратистом во всем, что касалось документов. И все у него лежало по своим строго определенным местам.

Внезапно рука Стеши замерла. В самой глубине ящика она наткнулась на еще одну папку. Стеше казалось, что в папиных вещах для нее тайн быть не может. Но вот именно эту папку Стеша никогда не видела. Она была сине-голубой, по виду очень старой, еще картонной, и на ней была наклейка – белый круг и на его фоне красный равноконечный крест. Словно бы этого характерного обозначения было недостаточно, крупными печатными буквами шариковой ручкой на папке была сделана сверху надпись: «МЕДИЦИНА».

Заинтересовавшись содержимым папки, Стеша ее открыла и принялась листать старые медицинские карты, анализы, результаты исследований. Внезапно в глазах у нее потемнело. А испещренный печатями и подписями, заполненный крупным размашистым и очень четким почерком листок бумаги, плавно спланировав, приземлился на пол возле ног замершей в безмолвном отчаянии девушки.

Стеша не помнила, сколько времени она просидела вот так без всякого движения – окаменевшая и заледеневшая. Вот когда Стеша поняла выражение «кровь застыла у него в жилах». Да что там кровь! Смешно прямо о таких пустяках и говорить. У самой Стеши сейчас вся жидкость, все ее внутренности слиплись в одну сплошную застывшую в камень глыбу льда.

Папа иногда привозил им с мамой на дачу в числе прочих продуктов на наделю пачки дефицитных советских пельменей, которые в пути у него оттаивали, а потом в дачной морозилке вновь замерзали. Когда мама кидала их потом в кастрюлю, они плавали там одним сплошным монолитом, дружно держась друг за дружку, и разлепить их перед варкой не представлялось никакой возможности. Вот сейчас внутренности Стеши, как ей чудилось, превратились в один такой комок очень твердой неудобоваримой формы.