Эллина Наумова: Всё началось, когда он умер

Да, все-таки Андрей был культурным и немного тщеславным педагогом, который готовил ученицу к славному будущему. Доставал нудноватой требовательностью, но не замечал мелочей и прощал срывы. Главное — нужно было стараться. Кирилл напоминал друга, с которым готовишься к экзамену. Если перелистнула страницу раньше, чем он дочитал, может обидеться и замкнуться или вырвать из рук учебник. Если устал, начнет соблазнять перерывом на мороженое, и доводы рассудка его не остановят. Но с таким было веселее и проще. Катя вспомнила Джеймса Бонда и подумала: «Если бы можно было налить в один бокал Андрея и Кирилла, как водку с мартини, и не смешивать, получился бы идеальный мужчина». В этот миг она и стала женщиной, но не поняла этого.

К ночи любовники решили, что до возвращения хозяйки поживут у Кати. А там видно будет. Родительская квартира в любом случае есть. И тетушкина шестнадцатиметровая кухня никуда не денется. В будущее заглядывают те, кому плохо в настоящем. Если и будущее сомнительно, уходят в прошлое. А ребятам из их «сегодня» деваться было некуда. «Вчера» они не знали друг друга, но и мысленно не желали быть порознь. «Завтра» сулило вопросы, где и на что жить. А до них — расставания, не бросишь же клинику и университет. Лишь сейчас они наслаждались — голые, первобытно тупые, одни и вместе. Только раз парень надолго застрял в ванной, а потом объяснил, что стирал трусы и носки. Катя лишь покивала, Андрей тоже сам себя обслуживал. Но на миг ей показалось, что Кирилл ждал другого. Интересно чего?

Трифонова не ошиблась в том, что любовь Кирилла могла становиться жестокой из-за мгновенной бурной реакции на любую ерунду. Объяснениям он внимал, первое мнение изменял не тушуясь. И Катя твердила себе, что от нее зависит, не превратятся ли объяснения в оправдания. Проще говоря, молодой любовник был ревнив. Он желал точно знать, кто у нее был раньше. Причем уверял, что интимные детали его не волнуют. Но что Катя чувствовала? О чем думала? Была ли счастлива? Как с ним? Больше? Меньше? Они куда-то ходили развлекаться? Трепались или беседовали? Те умения, которыми она его радовала, достались ей от бабника? У него был знакомый, который двинул к проституткам, чтобы научиться удовлетворять любимую жену, да так там и застрял.

Доводы вроде того, что совсем недавно она не знала о существовании Кирилла, не чаяла его встретить и любить, он не принимал:

— И у меня была жизнь до тебя. Без тебя. Я всегда предпочитал серьезные длительные отношения. Поэтому донжуанский список короток. Готов честно всем поделиться. Две чешки, немка и москвичка.

— Оставь себе, — взмолилась Катя. — Понимаешь, их больше нет. Только воспоминания.

— Пусть. Но я не женщин предлагаю, а себя. Тебя не занимает, каким я был?

— Ты бесподобен. Извини, пожалуйста, но зачем оглядываться так далеко? У нас самих тоже есть прошлое. К примеру, две недели тому назад ты не допрашивал меня о связях.

— Да не о связях. О том, как ты к ним относилась.

— Какое это имеет значение? Давай лучше скажу, как отношусь теперь. Они — пустые и какие-то невсамделишные. Почему я думала, что это любовь? Скорее, дружба.

— С сексом? — горько вопрошал парень.

— Нет, ну тогда же я верила, будто люблю, — окончательно запутывалась Катя.

При этом они были счастливы. Искушение ликвидировать единственное беспокойство становилось все мощнее. И умная в общем-то Трифонова совершила все-таки глупость. Она подумала, что если расскажет хоть немного, то он успокоится. Чутье сигналило, Кирилла особенно задевал «бабник». Мальчишка из училища, первая безумная страсть, оставившая грубый шрам на душе, ему до лампочки. Хотя часто повторял:

— Мне очень нравится выражение «душа в душу». Оно про нас с тобой, только про нас, потому что у меня так никогда еще не было.

А попробуй заикнись о том ее рубце, который будет царапать его незримое, отвернется, дескать, быльем поросло. Она верно поняла, что отношения к ее мужчинам у Кирилла избирательное, что он пытается найти среди них достойного соперника. Нужно было задать себе единственный вопрос: «Зачем?» И стало бы ясно, что ему нужна точка отсчета, запуск механизма ревности, который не имеет обратного хода. Нельзя было позволять этого. Когда ревнивец начинает с соседа, который все время пялится на его женщину в лифте, с начальника, который со стопроцентной вероятностью ее домогается, он еще управляем. У его фантазии поверхностные корни. А описывая человека, с которым давно рассталась, но, выходит, помнит его, женщина глубоко укореняет болезнь любовника. И ведь как описывает! Еще ни одна не выдала правду. И трифоновская повесть нуждалась в корректировке. Историю о том, как медсестра из поликлиники отдалась дедку со своего участка, пражскому искусствоведу и московскому экономисту лучше было не слышать. И ему преподнесли все несколько иначе: