Даниэль Пеннак: Фея Карабина

Я не жалею, что уступил Риссону. Во-первых, я уже стал слегка иссякать и даже посматривал украдкой на витрины с подержанными телевизорами, а кроме того, именно эти рассказы-галлюцинации смогли окончательно спасти Риссона от наркомании, в них он обрел разум, юность, страсть и единственный смысл жизни.

***

Воистину чудесное исцеление! У меня до сих пор волосы встают дыбом, как вспомню его первое появление в нашем доме.

Дело было вечером, месяц тому назад. Я ждал прихода Джулии, которая пообещала нам еще одного дедушку. Все сидели за столом. Клара с дедушкой Рагу приготовили нам голубей, жирненьких, как те младенцы, которых резал Жиль де Рец. Воздев к потолку ножи и вилки, мы собирались наброситься на этих беззащитных созданий, как вдруг: «Динь-динь!» – звонок в дверь.

– Это Джулия! – вскрикиваю я.

И сердце само прыгает к двери.

Это действительно была моя дорогая Коррансон, ее волосы, ее формы, улыбка и все остальное. Но позади нее… Позади нее стояло самое ветхое из всех существ, когда-либо приведенных ею к нам в квартиру. В прошлом «оно», вероятно, было довольно высокого роста, но теперь его так согнуло, что роста просто не было. Он, видимо, был даже красив, но если у покойников бывает цвет лица, то он был весь такого цвета. Дряблая кожа, висящая на суперостром скелете. При каждом движении возникал острый угол, грозивший проткнуть шкуру насквозь. Но особенно поражало то, что в этом чучеле, в его глазах читалась страшная жажда жизни, что-то абсолютно непобедимое, он был похож на плакат, где ходячая смерть протягивает неизлечимым наркоманам порцию героина, он был вылитый Дракула!

Пес Джулиус рыча уполз под кровать. Ножи и вилки выпали из наших рук, и голуби в тарелках покрылись гусиной кожей.

Наконец положение спасла Тереза. Она встала, взяла это привидение за руку и увела к себе, а там немедленно принялась стряпать ему будущее, как делала до этого трем предыдущим старикам.

Я же потащил Джулию в свою комнату и устроил ей шепотом сцену ярости:

– Да ты сошла с ума! Привести к нам старика в таком состоянии! Хочешь, чтоб он дал дуба прямо у нас дома? По-твоему, мне без этого скучно жилось?

У Джулии есть один талант. Талант задавать вопросы, которые меня срезают на корню. Она спросила:

– Ты его не узнал?

– А что, я должен его узнать?

– Это Риссон.

– Какой Риссон?

– Риссон, бывший заведующий книжным отделом Магазина.

Магазин – это мое предыдущее место работы, до издательства «Тальон». Я там выступал в качестве того же козла отпущения, но после того, как Джулия тиснула в своей газетенке статью о характере моей работы, меня выставили. В универмаге и вправду был продавец книг – прямой, красивый старик с белой как лунь головой, помешанный на литературе, но к тому же отличавшийся какой-то дикой ностальгией по нацизму. Риссон? Я мысленно расправил ту старую развалину, которую Джулия хотела нам сбагрить, и стал сравнивать. Риссон? Не исключено. Тогда я сказал:

– Риссон – старая сволочь, его мозги пропитаны злобой, я не собираюсь с ним возиться.

– А остальные?

– Что остальные?

– Что ты знаешь о прошлом других стариков? Чем они были сорок лет назад? А вдруг, например, дедушка Карп был осведомителем гестапо? Парикмахер же много о чем слышит? Значит, может и передать кому надо?.. Или Верден? Прошел всю войну и не погиб, наверно, прятался за спины товарищей? Как ты думаешь? А можешь представить себе деда Рагу, зверски расправляющегося с алжирцами? «Тлемсенский мясник!» – вполне подходящая кличка для любителя кровавых расправ.

С этими словами она начинает расстегивать на нас пуговицы, и ее кошачий рокот течет мне прямо в ушную раковину.

– Нет, поверь мне, Бенжамен, уж лучше никого не обыскивать, взять себе это за правило – и не отступать.

– Пошли они знаешь куда, такие правила! Я дословно помню наш последний разговор с Риссоном: у него вместо сердца – свастика!

– Ну и что?

(Когда я впервые увидел Джулию, она воровала свитер в трикотажном отделе Магазина. Пальцы сами собой хватали вещь, а рука засасывала ее, как пылесос. Я с первого взгляда решил стать ее свитером.)

– Бенжамен, какая разница, что думал или делал Риссон, когда башка у него работала как полагается, главное – разоблачить тех негодяев, кто превратил его мозг в отработанное машинное масло.

Не знаю, как ей это удается, но последнюю фразу она сказала уже из-под одеяла, по-моему, к тому моменту в поле зрения не осталось ни одной шмотки. Однако от сути она не отступила.