Сергей Гайдуков - Не спеши умирать в одиночку

— Мне кажется, что не понимаешь. Нас с тобой замочат, если мы не распутаем эту историю. Как это так — ты жила с человеком, который все это заварил, и ты ничего не знаешь о его делах?!

— Представь себе — не знала! — в ее голосе появилась здоровая злость.

— Тогда поехали смотреть, что на дискете, — сказал я, — по-моему, ты уже очухалась.

— Я есть хочу, — сказала Тамара. — Мне нужно срочно заесть нервный стресс. Или я за себя не ручаюсь.

— Тебя разнесет как пивную бочку, если ты будешь каждую неприятность заедать бифштексами.

— Это была неприятность?! По-моему, это был труп моего знакомого! И что значит «пивная бочка»? Я похожа на пивную бочку? — вот это уже был голос вполне здорового человека. Она даже, кажется, собиралась съездить мне по роже. Или укусить. Короче говоря, от нее веяло хорошим настроением и здоровой агрессией.

— Поехали! — сказал я. — Есть, пить, наслаждаться жизнью. Нам и вправду нужно отвлечься.

— То-то, — с видом победительницы сказала Тамара и завела мотор. Я пожал плечами: в конце концов, и я не каждый день натыкаюсь на самоубийц, плавающих в собственной крови. А когда я на них натыкаюсь, это вовсе не повышает мое настроение.

Роскошного пиршества не вышло — денег в моих карманах и в ее сумочке набралось немного. К тому же и настроение было все же не праздничное. Я заставил Тамару остановиться возле нервно мигающей вывески «Пельменная». Тамара посмотрела на вывеску, на само здание и спросила:

— А это не опасно?

Я только фыркнул в ответ. Самым опасным заведением из всех, которые я знал, был ночной клуб «Метро», куда вход стоил пять баксов. Да и выглядело заведение шикарно. Тем не менее каждый божий день там кому-то сворачивали челюсти, ломали ребра... А то и еще чего похуже вытворяли, отрываясь на всю уплаченную сумму.

— Опасно — это возле твоего дома. Возле моего дома. У мальчика Димы дома. А здесь... Как у родной мамы, — сказал я.

Тамара с опаской вылезла из машины и поднялась по обшарпанным ступеням. Угрюмые завсегдатаи этого заведения с сомнением посмотрели на нее, а она с сомнением посмотрела на них.

— Может, не надо? — шепотом спросила она, но я подтолкнул ее в спину, и Тамара очутилась у стопки пластмассовых подносов. — Боже мой... Я и не думала, что когда-нибудь снова опущусь до такого.

— Это называется хождение в народ, — пояснил я.

Мы взяли по порции пельменей и — по моему настоянию — две стопки водки. Увидев на нашем столе два белых пластиковых стаканчика, завсегдатаи приняли нас за своих и перестали обращать на нас внимание. Только Тамара изредка дергалась с непривычки, когда один завсегдатай громко и витиевато посылал другого завсегдатая.

— За мальчика Диму, — сказала Тамара, берясь за стакан. — Пусть земля ему будет пухом.

Мы выпили за мальчика Диму, который ушел от всех своих проблем очень простым способом. Нам же со своими проблемами предстояло мучиться дальше.

— Как там со стрессом? — спросил я Тамару, которая в это время меланхолично дожевывала последний пельмень.

— Все в порядке, — ответила она устало. — Можем продолжать искать неприятности себе на голову. Что у нас теперь на очереди?

— На очереди просмотр содержимого дискеты, — напомнил я. — Кажется, тут никаких неприятностей не намечается. Разве что у Юли есть третья связка ключей, и она сейчас привела в офис очередного налоговика.

— Ну нет, это вряд ли, — сказала Тамара. — А даже если и привела — плевать. Нам же нужен только компьютер. Диван мы оставим им в полное распоряжение. — Ее голос был утомленным и негромким, я даже испугался тому, что случилось с этой женщиной за последние дни. В прошлую пятницу она была совсем другая, в понедельник она даже не обратила на меня внимания. Во вторник она обращалась со мной как с мальчиком на побегушках, а сегодня была суббота, мы стояли в дешевой пельменной, только что употребив на двоих двести граммов теплой водки. Вероятно, это и называется деградация.

— Устала как собака, — будто читая мои мысли, пробормотала Тамара. — Не физически, а в смысле нервов. Как все в понедельник пошло кувырком, так и идет...

— Прямо как у меня, — сказал я. — Но мы с этим безобразием покончим.

— Обещаешь? — жалобным голосом спросила Тамара.

— Обещаю, — сказал я. — Если меня не прирежут раньше.

— Это будет полное свинство с твоей стороны. Хватит с меня и Джорджика, который дал себя убить.

Мы помолчали, не глядя друг на друга, потому что и в ее, и в моих словах, и в ее, и в моих движениях сквозило одно и то же — усталость. Мы не могли дать друг другу ничего, кроме этой самой усталости.