Сергей Гайдуков - Не спеши умирать в одиночку

К окошечку с надписью «Частные вклады» выстроилась небольшая очередь, я молча ждал, вертел башкой по сторонам и довертелся — увидел этого типа. Еще постоял, еще повертел и опять его увидел. Он не двинулся с места, все пасся рядом с остановкой и иногда — но очень быстро — посматривал в сторону Сбербанка. То есть в мою сторону. И мне это не понравилось.

Теперь нужно пояснить, чего это меня занесло в Сбербанк ни свет ни заря. То есть это для меня было ни свет ни заря, а вообще-то уже перевалило за полдень. Ну а я только продрал глаза, потому как всю прошедшую ночь провел в компании Лимонада. С Лимонадом время летит быстро. И деньги тоже. Со скоростью лимонадовского трепа. Он очень быстро дотрепался до того, что вторая припасенная им бутылка тоже опустела, и лимонадовские глаза посмотрели на меня со значением. В них значилось, что теперь пора и мне проявить любезность и сбегать в ночной магазин, чтобы обеспечить достойное продолжение вечера. И я сбегал, и мы продолжили, и мы углубили. Процесс шел со страшной силой, так что мне пришлось по ходу дела еще дважды смотаться в ночной магазин. С наступлением рассвета Лимонад испарился словно ночной кошмар, а я отрубился. Проснувшись, я вытряхнул из штанов остатки мелочи и стал тупо сдвигать монету к монете, пытаясь сообразить, сколько же это будет. Окончательной цифры у меня так и не получилось, зато совершенно ясно, как красный сигнал светофора, в башке нарисовалось — «бабки кончились».

Охрипшим от холодного пива голосом я побранил себя и Лимонада. Себя поменьше, Лимонада побольше. А потом потащился в ближайшее отделение Сбербанка, где у меня лежала сотня на черный день. Не бог весть что, но больше, чем звенело в карманах. В банке меня встретила очередь, я покорно пристроился в хвост. И спустя пару минут заметил подозрительного типа возле автобусной остановки. Так что очередь — это не такая уж паршивая вещь. Иногда полезно вот так постоять, подумать о жизни, о добре и зле... Поскольку я был с похмелья, то мыслей о жизни у меня в голове не пробилось, пришлось бездумно крутить головой. И вот результат. Очередь понемногу продвигалась вперед, а тот хмырь не отходил от остановки, хотя прошло уже автобусов пять, не меньше. Все это было весьма подозрительно.

Само собой, я был в банке не один, и можно было предположить, что тип у остановки караулит любого другого из моих коллег по очереди. Или поджидает, когда одинокая операционистка пойдет обедать. Может, и так. Только вот у меня с треклятого понедельника дела шли так, что вариант насчет «любого другого» я тут же отбросил. Мне сразу стукнуло в череп — это по мою душу. Это меня пасут. Кого же еще? Я и без того был настроен на очередную порцию неприятностей, а похмелье лишь усугубило мое пессимистическое настроение. Как сказал бы ДК — прогрессирующая паранойя. Хорошо ему обзываться, сидя на своей даче и дыша экологически чистым воздухом. А тут и дышишь черт знает чем, да еще вот такие хмыри портят жизнь.

Оставалось только сообразить, какая общественная организация отправила надоедливого мужичка гулять вокруг автобусной остановки. Это могла быть ментовская слежка, это мог быть человек от давешнего Гиви. Но Гиви, наверное, послал бы своего парня, а этот был блондин. А что касается ментов, то я вспомнил сочувственные глаза Лисицына... Как-то не вязалось это сочувствие с наружным наблюдением. Или у подполковника здорово получалось врать. Допустим. Но только с какой стати ему брать меня в такой крутой оборот?

Короче говоря, пока очередь донесла меня до окошечка, я окончательно запутался в этих гиви и в этих подполковниках, которые так и норовят сожрать с потрохами маленького беззащитного человечка. Это я про себя.

— Будете закрывать счет? — осведомилась бледноватого вида девушка за окошком. Я давно заметил — большие деньги плохо влияют на здоровье.

— Нет, — твердо сказал я.

— Но у вас остаток на счете полтора рубля...

— Пусть будет, — многозначительно произнес я, будто со дня на день ожидал перечисления на мой счет Нобелевской премии в рублевом эквиваленте. Я вот только не знал, по какому разряду мне могут дать Нобелевскую премию. Точные науки отпадали, неточные тоже. Оставалась борьба за мир. Пожалуй, тут я заслуживал премии. За то, что до сих пор не разжег мировую войну. Иногда очень хочется устроить что-то подобное. Поубивать всех дураков и кретинов, что мешают жить... Только это рискованное занятие — может выясниться, что тебя самого кто-то считает дураком и кретином, может статься, что ты и сам кому-то очень мешаешь жить. Поэтому я так и не начал военных действий.