И вообще, как потом оказалось, смотреть нужно было не на светофор, а в другую сторону. Однако туда, куда нужно, я не смотрел.
Поэтому сначала я услышал. А потом уже увидел. А когда увидел, то сразу понял: ПэЦэ. Я снова остался без работы. Нормально.
Я так расстроился, что даже забыл взять сдачу. А блок «Мальборо» торчал у меня под мышкой будто здоровенный градусник. Но градусник в данный момент был нужен явно не мне.
— Георгий Эдуардович? — на всякий случай спросил я, заглянув в салон машины. Мне не ответили. Трудно разговаривать, когда в тебе с десяток пулевых отверстий. На самом-то деле их было семь, пули калибра 5,45 мм, выпустили их из автомата «АКС-74У», украденного из какой-то там воинской части аж в девяносто шестом году...
Но все это выяснилось позже. Тогда я лишь со стопроцентной точностью мог заявить, что Георгию Эдуардовичу градусник тоже не нужен. Уже не нужен.
Кстати, ПэЦэ — это из репертуара дяди Кирилла. Чтобы экономить время и слыть приличным человеком, но к тому же адекватно и полно выражать свои чувства, он произносил наиболее резкие слова не полностью, а сокращенно — первую и последнюю буквы. Например, ПэЦэ. Или ЭмКа. В более сложных конструкциях дядя называл лишь первые буквы слов — например, ЁТМ. Или РТЧК. И так далее. Дядю Кирилла, как правило, не понимали те, к кому эти выражения были обращены, но дяде было плевать. Как настоящий художник, главным он считал сам факт самовыражения. Реакция обывателя для него ничего не значила.
Самого дядю я, между прочим, именовал ДК, но это не означало, что дядя, мой единственный близкий родственник, представлялся мне неумным, неприличным субъектом. Просто сокращение, для краткости общения, ни более, ни менее.
Вероятно — это очень смелое допущение, — что когда-нибудь мои отношения с Георгием Эдуардовичем стали бы столь же теплыми, что и с ДК, и я смог бы приятельски отзываться о своем боссе как о ГЭ. Георгий Эдуардович не дал мне такого шанса, скоропостижно уйдя в мир иной.
Но что бы там впоследствии ни говорили о Георгии Эдуардовиче, в моих глазах он был и останется — теперь уже навечно — мужчиной с целым рядом достоинств. Это (в порядке возрастания значимости): во-первых, волевой подбородок; во-вторых, пронзительный взгляд; в-третьих, низкий голос, полный самоуверенности, что в сочетании с пунктами один и два давало весьма впечатляющий результат. В-четвертых, жена. И в-пятых, Георгий Эдуардович был генеральным директором фирмы «Талер Инкорпорейтед».
Последнее обстоятельство являлось особенно ценным, поскольку раз и навсегда определило наши отношения. Георгий Эдуардович владел ЗАО «Талер Инкорпорейтед», а я не владел ничем. Поэтому Георгий Эдуардович взял меня к себе на работу, а не наоборот. Отсюда в свою очередь вытекало то, что я бегал за сигаретами для Георгия Эдуардовича, а не он для меня.
Пункт номер четыре был тоже сильный пункт. Но о нем попозже. Потому что сначала были подбородок, взгляд и голос.
Еще был монументальный письменный стол и не менее монументальное кресло с резными подлокотниками в виде спящих леопардов. В кресле сидел монументальный красавец с седыми висками и общался со всякой швалью вроде меня.
— Вам сколько лет? — поинтересовался Георгий Эдуардович, отложив в сторону мою автобиографию, на составление которой было честно потрачено двенадцать минут и которая, к моему разочарованию, уместилась в восьми строках. По три года на строку.
— Двадцать пять, — сказал я, стараясь понять — то ли я забыл проставить в автобиографии год рождения, то ли Георгий Эдуардович был не прочь потрепаться. В подтверждение второй версии из-за монументального стола раздалось снисходительное:
— Вы еще совсем молодой...
Я хотел возразить, что Георгий Эдуардович наверняка не видел мою рожу поутру с тяжкого похмелья. Тогда я выгляжу постарше. А в глазах появляется даже нечто вроде грустной мудрости. Или мудрой грусти. Одна женщина назвала это «лицом старой обезьяны», и с тех пор мы с ней не встречаемся. В смысле, с женщиной. А с лицом старой обезьяны — периодически в зеркале.
Однако такой ответ мог подорвать мою, еще не начавшуюся толком, карьеру в «Талер Инкорпорейтед», и я сказал гораздо более безопасные слова:
— Могу для солидности отрастить усы. И бороду тоже, — добавил я после краткого раздумья.
— Не стоит. — отозвался Георгий Эдуардович. — Вот костюм вам не помешает. У нас все же солидная фирма...
Он произнес это и поправил лацкан своего белого пиджака. Брюк из-за стола не было видно, но я подозревал, что и там — сверкающая белизна, на фоне которой моя джинсовая куртка выглядела неприличным рваньем.
Читать дальше