Дарья Донцова - Обед у людоеда

– Почему?

– А у Борьки своей квартиры нет, он по женам кочевал. Одна выгонит – другая подберет. Говорят, в молодые годы хорош собой был, а сейчас на старый носовой платок похож. Оно и понятно!

Зюка остановилась и перевела дух.

– Интересно, почему Жанночка польстилась на такого малосимпатичного мужчину…

– А, – отмахнулась Зюка, – да я могу штук десять его любовниц до нее назвать. Лена Рокотова из галереи «Марс», Танька Седых – журналистка с телевидения…

– Погодите, погодите, вы только что говорили, будто с Борисом Львовичем в вашем кругу никто не хотел иметь дела…

– Кто, я? Чушь! Да Борька переспал со всем, что шевелится!

У меня закружилась голова. С ума сойти! Сначала она выливает ведрами сплетни, потом тут же отрицает сказанное…

– Значит, Борис Львович не любил Аню?

– Душенька, – пропела Зюка, – ну какая может быть страсть между козлом и жабой?

Я не успела спросить, кто из супругов земноводное, а кто млекопитающее, потому что зазвонил телефон.

– Милочка, – защебетала Зюка, – жду, жду…

Потом она положила трубку и пропела:

– Ну и зачем я вам нужна?

– Просто хотелось узнать кое-что о Жанне, о последних минутах сестры…

– Я очень любила Жанночку, – с чувством выпалила собеседница. – С ее смертью я лишилась одной из лучших подруг!

Я подавила улыбку.

– Мне говорили, что Жанна очень обиделась на вас за разгромные рецензии в журнале…

– Вы, душечка, кто по профессии? – прищурилась Зюка.

Ей-богу, если она не наденет очки, весь эффект от косметических операций пойдет прахом!

– Музыку преподаю, в школе!

– Ах так, – протянула Зюка и снисходительно пояснила: – Творческому человеку нельзя льстить, художника нужно стегать бичом, только тогда он создаст настоящие произведения. Тот, кто без конца хвалит, оказывает живописцу медвежью услугу, тормозит творческий рост. Такова моя позиция, и Жанночка ее в конце концов приняла. Последние годы мы были очень близки, очень!

– Тогда, может, вы знаете, где ее дневник?

– Что?

– Жанна вела записи, каждый прожитый день описывала…

Зюка заметно напряглась.

– Первый раз слышу… Вы ничего не путаете?

– Нет, она скрупулезно записывала события. А вы говорите, что были очень близки…

– Ну, – принялась выкручиваться Зюка, – все-таки у человека должно оставаться что-то свое, глубоко личное…

– Значит, про дневник вам ничего не известно?

Зюка начала быстро рыться в ящике стола.

– Душенька, с огромным удовольствием поболтала бы с вами еще, но, к сожалению, опаздываю на встречу. Сделаем так, я позвоню вам, когда выдастся минутка, обязательно на этой неделе, давайте телефон.

– Я не москвичка, из Иркутска.

– Где вы остановились?

Не задумываясь, я ляпнула:

– Гостиница «Морская».

Зюка даже не переменилась в лице.

– Где же такая?

«Сама не знаю», – чуть не ответила я, но нашлась:

– Провинциалу трудно в Москве ориентироваться, не могу запомнить названия улиц, хоть режьте. Сажусь в такси и прошу: «Отвезите в «Морскую».

– Правильно, – одобрила собеседница, – я так в Париже поступаю. А в номере должен быть телефон.

– Наверное.

– Звоните, милочка, – прощебетала редакторша и, с ласковой улыбкой подав визитную карточку, буквально вытолкала меня в приемную. – Извините, я тороплюсь!

Никогда я еще так бездарно не проводила беседу. Ничего, кроме старых сплетен, не узнала.

В предбаннике перед Зюкиным кабинетом никого не было. Девственно-чистый письменный стол, даже без телефонного аппарата, всем своим видом сообщал – у секретарши выходной, или она на бюллетене. По левой стене, у входа в кабинет, располагались шкафы. Недолго думая, я открыла дверцы и нырнула внутрь. Говорливая Зюка торопится на встречу, значит, сейчас уедет, а я прошмыгну в кабинет и пороюсь в письменном столе, вдруг чего интересное найду.

В шкафу висело два пальто, похоже, мужские. От одного сильно пахло туалетной водой «Шевиньон». Стараясь не закашляться, я пыталась вслушаться в звуки, доносившиеся из кабинета.

Зюка, цокая каблуками, нервно ходила по комнате туда-сюда. Потом раздался ее голос:

– Наконец-то! Почему трубку не снимаешь!

Очевидно, собеседник начал оправдываться, потому что редакторша сердито оборвала его:

– Ладно, потом врать будешь. Лучше слушай! Дело дрянь. Ко мне сейчас приходила баба, та самая, которую Анька наняла в агентстве следить за Борькой. Наглая, жуть! Решила, что я ее не узнаю, и прикинулась Жанкиной двоюродной сестрой. Начала расспрашивать, то да се… Ну я ей ничего не сказала, кроме того, что все и без того знают. Уболтала дуру вусмерть, велела ей звонить и вытолкала.