Дарья Донцова - Спят усталые игрушки

– Хорошая собачка, умная собачка…

– Она не умеет кусаться, – донеслось откуда-то с потолка, и я опять подскочила от неожиданности. Звуки возникали в этом санатории как из небытия.

По мраморной лестнице спускалась женщина. Красивый деловой костюм, аккуратная, волосок к волоску, прическа, скромный макияж и запах слегка старомодных, но все равно приятных «Клима».

– Что же вы к завтраку опоздали! – любезно улыбаясь, укорила она меня. – Хотите комнату на втором этаже?

– Нет, нет, – поторопилась я разубедить служащую, – у меня не путевка…

– Тогда простите, – слегка посуровела дама, – на нашей территории разрешается гулять только членам Литературного фонда, их близким и друзьям.

– Видите ли, я живу рядом в коттеджном поселке…

Услыхав про Ложкино, дама вновь расцвела и стала еще более любезной, чем вначале.

– Бар работает с пяти.

– Нет, нет, – снова возразила я, – дело в том, что я стояла в магазине, бросила перчатки и сумку на столик, а когда взяла их, оказалось, что не мои. Продавщица говорит, другая покупательница спутала и прихватила вместо своих. И как будто ваша постоялица. Такая черноволосая, черноглазая, лет тридцати…

– Наверное, Нина Вагановна Сундукян, – сообщила дежурная. – Она комнатку в даче занимает.

– Где? – не поняла я.

– Завернете за корпус и по дорожке до забора, – пояснила дама, – там домик увидите, деревянный. Странно, конечно…

– Что?

– У нас там зимой, как правило, не живут. Да и летом с трудом соглашаются, только когда в основном корпусе народу полно. В даче удобств нету, туалет в коридоре… Когда Сундукян приехала, я ей предложила поселиться здесь на втором этаже. Чудесная комната, с балконом и альковом… А она: «Нет, хочу туда, где людей поменьше». Я ей объясняю – зима, не сезон, в корпусе от силы десять человек живет. Нет, уперлась, и все – хочу жить в изоляции. Мне-то что, бегай в душ по морозу, ежели капризничаешь. Только другие писатели такой хай поднимают, когда их в эту сараюшку селишь, а эта сама напросилась.

– Часто она приезжает?

– В первый раз, – сказала администратор, – и, надеюсь, в последний.

– Отчего так?

Скучающая дежурная вытащила пачку сигарет. Она откровенно радовалась возможности посплетничать с посторонним человеком.

– Люди к нам прибывают воспитанные, в основном пожилые. Молодым скучно, – откровенничала дама, – ни бассейна, ни дискотеки, ни концертов. Да и кормят, честно говоря, не ахти, невкусно. Только члены Союза писателей и их родственники едут сюда за полцены, скидкой пользуются. Вот и сплавляют к нам дедушек да бабушек. А что им тут делать? Только одно название, Дом творчества. Тут давно никто не творит. Гуляют, болтают. Основное развлечение: завтрак, обед и ужин. Тогда уж все в сборе, напомаженные, в ожерельях. По часу за столами просиживают, все воспоминаниями делятся. Да и понятно, иначе от скуки помрешь. А Нина Вагановна всегда приходила последней. К завтраку и обеду вообще не показывалась, ужин поспешно проглотит – и в дачку. Целыми днями взаперти сидела. Я ее один раз вежливо так спросила: «Не скучно вам одной? Могу переселить в корпус». А она как рявкнет: «Что вы ко мне лезете? Деньги за отдых заплатила и хочу провести время спокойно, отвяжитесь!»

На редкость неприятная особа. Так что не удивляйтесь, если вам перчаточки в лицо швырнет.

Дача и впрямь стояла особняком. Низенькое деревянное здание с облупившейся краской. Внутри опять красные дорожки и несколько дверей, выходящих в коридор. Все, кроме самой последней, заперты.

Номер удивлял убожеством. Старая кровать с поцарапанными деревянными спинками, кресло, обивка которого знавала лучшие времена, солдатская тумбочка и узенький, почти совершенно лысый коврик. У окошка пристроился двухтумбовый письменный стол. Когда-то полированную столешницу покрывали круглые белые пятна. Очевидно, постояльцы ставили на стол горячие чашки с чаем. Паркет явно требовал циклевки, и занавески больше всего походили на старые тряпки… В моем представлении литераторы должны жить уютно и комфортабельно. Крохотный холодильник «Морозко» и допотопный черно-белый «Рубин» довершали картину.

Я подошла к узенькой дверке стенного шкафа и заглянула внутрь – ничего, только вешалки. На аккуратно застеленной кровати не лежит ночная рубашка, на тумбочке нет книг или лекарств и вообще никаких предметов. Лишь на подоконнике сиротливо валяется пластмассовая расческа. Между зубьями застряло несколько длинных волнистых черных волосков. Похоже, погибшая женщина и впрямь Сундукян. Только где же ее багаж?